«- Я не понимаю пьесу.
- Но ты играешь всё правильно!»
х/ф Город астероидов, реж. Уэс Андерсон
«Сделай гнев реальным, и он исчезнет».
Первичный крик, Артур Янов
Часть I. Пещера норн
Из дневника сторожа на проходной
Дата 19.11.1996 г.
Надо лучше понимать всех, чтобы знать, что они из себя представляют. Так сейчас безопаснее и надежнее. Вдруг что где обломится и мне. Познакомился с Семеном Семеновичем. Хороший мужик, душевный. Даже с интересом слушает, как я работал на кафедре географии и этнографии в ЛГУ. Славное было время, пока было, что на кухонный стол ставить. Вчера сломался лифт. Погиб один из работников. До чего же старинный лифт тут был. Поднялся вопрос о замене сломавшегося лифта. Но руководитель предприятия «СантоФрозен», подвергшегося модному ребрендингу в новой России капитала и бесчеловечности, Всеволод Алексеевич Радинский уговорил совет директоров, что старый лифт можно починить дешево и надежно, развивающимися китайскими технологиями. Говорят, работает на бамбуке и живой рабочей силе.
Дата 06.03.2007 г.
Назначенный на пост главного менеджера по работе с персоналом, Ильдар Шереметьев, своей пламенной речью продвинул идею всячески избегать работнеческого выгорания сотрудников и предоставлять им квоты на психолога, психотерапевта и ежегодную полную диспансеризацию в обязательном порядке. Очень нравится, ну кроме психологов этих. Руководство предприятия идею поддержали и выдали карт-бланш для его неиссякаемого запала сил. Знаю таких людей. У них шило намертво приделано к пятой точке так, чтобы острие никогда расслабиться не давало. И спит он, наверное, 2 часа за ночь, все о деньгах думает.
Дата 02.06.2018 г.
Сегодня на моих глазах младший инженер-проектировщик Володька Мох предупредил заместителя генерального директора предприятия Сызранова о слабой защищенности электрооборудования лифта. Тот с важным лицом выслушал и, памятуя прославленные китайские технологии, убедил Вовку, что все под контролем, и напомнил Владимиру Яковлевичу, что работа сама себя не сделает, если он не хочет повышения в конструкторском отделе. Наблюдение Мохом было сделано во время его работы по подключению антенны для отслеживания всей техники предприятия на крыше главного корпуса. Странный парень этот Мох. Слишком добрый ко всем, готов вместо атланта на Миллионной улице встать. Да, на таких лошадках директора себе премии от души выписывают. Когда ж у Володьки сердечный приступ будет? Но не дай Бог!
Дата 31.07.2021 г.
Водитель Слава Кузнецов был лишен премии с пометкой в трудовую книжку за драку в отделе логистики, как рассказала Вероника из кадров. Двое коллег, разнимавших драку, ушли в недельный отпуск за свой счет. Второму участнику драки полноценный отпуск в санатории за счет предприятия. Семеныч сказал, на втором живого места нет. Санаторий для него как для мертвого припарки. Кузнецов отправлен на какую-то группу, лечить свой гнев у психологов. Чуть скандал не случился, а то говорят, все плачевно так с ними. Договорились наверно. Слава вроде нормальный мужик, на вид спортивный, порядочный, правда терпеть не привык ни в словах, ни в кулаках. Ну что ж, природа такова у него. Лучше бы подход к нему нашли по типу программы Ильдара Айротовича. А не последствия разгребали.
Дата 17.04.2023 г.
Слетелись в Питер гнездоваться коршуны. Да прямо тьма тьмущая. Дворникам выдали новые инструменты для ликвидации гнезд коршунов. Один из дворников рассказал, что коршуны просто перелетели на крыши зданий. Ох, старею, не могу имя запомнить, да и сложно, культура же другая и фонетика у нас другая. Вспомнил! Акбарали его зовут. Ой, как стыдно то! Там сложно и опасно находиться, рассказал Акбарали, и что это не входит в дополнительную оплату за опасную работу. С другой стороны, там гнезда не мешают работе производственного комплекса. А как известно, что руководству не мешает деньги считать, того для них не существует. Так и живем на нашей святой льдине между финской водяной толщей и древней Ладогой.
23 мая 21:03
– Вечер добрый! Чем тут занимаешься? Заметки в дневник пишешь? – с задором в голосе проговорил Семен Семенович. И не успев договорить, Василий Дмитриевич уже отреагировал испугом на появление коллеги – Да, Господи, ты, Боже! Что ж так подкрадываешься, у меня так сердце остановится!
– Подкрадываешься? Василий Дмитриевич, ты же само воплощение понятия охраны. Ты первый бастион безопасности на нашем производстве. Авангард. Тебе сдавать нельзя, позади Москва, – с нарочитой воодушевленностью римского полководца толкал речь Семен Семенович.
Сторож проходной отдышался, восстановил лицо, и, овладев собой, начал интересоваться у начальника охраны главного корпуса о цели визита в столь позднее время.
– А ты собственно, с чем зашел ко мне? Обход?
– Да нет. Я книжку хотел вернуть и … – изменившись в лице, и виновато смотря в сторону дневника сторожа, проговорил Семен Семенович.
– Уже вернуть? – резко перебил его Василий Дмитриевич, что даже сам удивился быстроте своей реакции. – Уже прочитал? Быстро! Я же тебе ее в пятницу дал. Неужели Стейнбек для тебя как Чуковский? – засмеялся под конец сторож.
Семен Семенович выдохнул, ощутив, что его осуждают, и стал виновато отвечать на вопрос друга.
– Василий Дмитрич, погоди, я прочитал только начало, где семью выселили из дома и они побрели в Калифорнию. Но вот то что и как там написано…
Решив показать, что он читал книгу, пересказав прочитанное, Семен Семенович хотел вернуть собственную идиллическую фантазию расположения своего многоуважаемого коллеги. Ведь сегодняшнюю ночную смену он, во что бы то ни стало, не желал проводить в одиночку. Помолчав пару секунд, собираясь с духом, Семен Семёнович продолжил:
– … Короче, мне тяжело читать такое.
На волне подступающего гнева и отступающего страха от испуга Василий Дмитриевич с напирающим давлением размышлял:
– Подожди, получается, Кафку и Достоевского ты взахлеб читал, а какой-то Ваня Штейнбеков тяжел для тебя. Я все правильно понимаю? В чем дело? В переводе? Да вроде бы он нормальный, обычный, читать можно, кровь из глаз не идет.
– Да… правильно, но… я о другом, – быстро ответил начальник охраны. – Не люблю я эту американщину, все там бахвалятся и упиваются тем, что смотрите какие мы счастливые американцы. От чего «Русский дневник» у меня изжогу вызвал. Ну не могло быть такого в Союзе нашем.
Тем временем груз внутреннего кармана Семена Семеновича, стал более ощутимо давить его к центру земли. Что еще раз напомнил ему о цели визита.
Сторож по-сторожевому откинулся назад в кресле и прикрыл глаза, и сразу же вернувшись обратно, начал медленно говорить, чтобы ничего не упустить.
– Так, давай копыта отдельно, рога отдельно, – на мгновение его смутила собственная метафора, но он продолжил, – Сначала про «Русский дневник». Американцы приехали в СССР, более того как журналисты. Ясен пень, что им покажут только то, что нужно. Особенно в те времена. В этом и состоит ирония книги. Это как сейчас. Поезжай в Северную Корею, там ты тоже увидишь счастливых и довольных людей. Про «бахвалятся и упиваются» может быть, культура «тире» жизнь у них такая. Но вот я в «Гроздьях гнева» то, о чем ты сказал, вообще не заметил. Там больше про страдания и тяжесть жизни простого человека в период Великой депрессии в штатах. И, наконец, про «американщину». Хочешь сказать, что литература Фитцджеральда, Брэдбери, Лондона плюнуть и растереть? И ты не получил удовольствие от чтения их книг? – довольный собой сторож опять погрузился в свое кресло, но тут же выпрямился, ожидая, что скажет его собеседник.
Начальник охраны выслушал все весьма внимательно, помолчав и договорившись с самим собой, решил сказать правду.
– Ладно, я хотел сказать, Василий Митяич, я имел в виду, что мне «Гроздья гнева» читать тяжело, потому что я сразу погружаюсь в свое детство. А родился и вырос я в посёлке Понтонный, родители работали на Средне-Невском заводе, а дед еще на «Красном Кирпичнике». И вот ты жил хоть когда-нибудь в заводском районе? Знаешь, что это вообще такое? В двух словах описать не смогу, да и не хочу вообще.
В коморке повисла звенящая тишина. Никто не знал, что говорить. И стоит ли вообще сейчас, что-то говорить. Молчание длилось пару минут. Громкость тишины стала невыносимой, первым заговорил хозяин коморки.
– Слушай… я понял теперь. Что сразу не сказал то? Ну, если книга не нравится, то зачем мучить себя, правильно да? – Пытаясь привести общение в нейтраль, он спускал все на тормозах.
Василий Дмитриевич считал себя человеком сердобольным. И ему было каждый раз не по себе от душевных мук другого человека. Даже животное в беде по телевизору вызывало у него нестерпимую боль внутри. Он много думал об этом, и пришел к тому, что это у него от того, что он не знает, что нужно делать сейчас. А подвисшее и тянущееся напряжение заставляет его думать, что он должен что-то сделать и как-то помочь. Но сейчас это состояние парализовало его, и он просто мучительно ждал, что скажет его друг.
– Мне уже шестой десяток, а все боюсь вспоминать про детство. Двух внуков воспитываю, а всё как пацан себя чувствую. Стыдоба! Не положено же так мужику, – с гневом и жалостью к себе прозвучали эти слова для Семена Семеновича, а веки сжались, не пропуская соленой влаги.
– Ты когда успел шестой десяток разменять? – задумчиво и с подозрением спросил Василий Дмитриевич.
– Хех, сегодня! – также с хитростью и тяжестью отвечал Семен Семенович. От былой соленой грусти ни осталось и следа. Все же Семен Семенович пришел сюда отметить юбилей с другом, а не вспоминать свои личные гроздья гнева.
23 мая 21:16
Элегантным движением винного сомелье Семен Семенович достал из кармана бутылку. Глухим звоном она поздоровалась со столом, на котором она и проведет остаток вечера.
– Ничего себе фанфурик какой. Прямоугольный, зеленый. Это католический олень на этикетке? – Удивляясь, пробубнил Василий Дмитриевич, настраивая свою дальнозоркую сетчатку в недостаточно освещенной сторожке.
– Фанфурик?! Василь Митяич, вот от тебя такого не ожидал, – полу обиженный полу саркастичный полу веселый Семен Семенович старался парировать реплику коллеги. – Это немецкий ликер, даже бальзам, настоянный на травах. Так что сегодня мы будем не просто сосуды расширять, но и подлечиваться.
Семен Семенович залился смехом.
– Никогда не пробовал, хотя название знакомое, Я-гер-мей-стер! – по слогам прочитал Василий Дмитриевич, – Старший Лесник получается, или главный охотник. Охотник Себастьян, – в забытьи закончил Василий Дмитриевич.
– Кто такой охотник Себастьян? – замер Семен Семенович в ожидании.
– Что? Себастьян? Ааа, да просто в голове слова на распев всплыли. Не знаю, наверно сказка какая-то, – вновь смущенный ограниченностью своей памяти ответил сторож.
Семен Семенович, оглядевшись вокруг в поиске подходящей посуды, взглянул в глаза Василию Дмитриевичу, помолчал и сказал.
– Полтишки? Нет?
– Теперь ты меня, Семен Семеныч, обижаешь, – радуясь ответному парированию, отвечал Василий Дмитриевич. И нагнувшись, потянулся под тумбочку, на которой стояли мониторы. Не долго, шаря рукой, сторож выудил две хрустальных рюмки, – Такие сойдут для твоего голубокровного бальзама?
– Конечно, сойдут, – ответил в спешке начальник охраны и принялся подносить горлышко бутылки к рюмке.
Но Василий Дмитриевич резко подорвался, обратился к Семену Семеновичу и начал причитать, – Семеныч, не гони коней, я тебе напомню сегодня вторник, у нас с тобой ночные смены, завтра рабочий день. А ты собрался алкоголь по сусекам заливать?
Будучи согнувшимся над миниатюрными граалями начальник охраны выпрямился, не отводя глаз от лица друга, поставил бутылку на стол. Бальзам вновь поздоровался с пожилым столом. Наклонившись по направлению к сторожу, с лицом полным серьезности и уверенности, начальник охраны начал говорить низким голосом.
– Я поделюсь с тобой своей теорией «Межпраздничья». Или теория «Межпраздничной социальной слепоты». Она гласит, что время в период между праздниками, как минимум неделя, среднестатистический человек, помня уже прошедший праздник, уже думает о следующем. К тому же сегодня настает середина недели. И таким образом, он склонен не замечать, с большой долей вероятности, события между этими датами. Что касается нашего случая, 9 мая прошло, 1 и 12 июня будет, а мы зависли в некой сингулярности, до которой есть дело только дотошным единицам. Знаю! Ты хочешь спросить, а как же стационарный телефон, Семен Семенович, на посте охраны в моем корпусе. Я отвечу. За 12 лет моей работы, мне позвонили только один раз. Один раз. И то это холоднозвонильщики из фирмы конкурентов. Ну и однажды шеф задержался у себя, что-то спрашивал, уже не помню что. Не важно. Так, продолжим. И вот уже лет 5 как я настроил с помощью сына, переадресацию на сотовый телефон. Ну а сегодня уже все ушли, должны все уйти. И какой дурак останется на работе во вторник ночью по своей воле? – проговорил на одном дыхании начальник охраны.
Сторож слушал все внимательно, в конечном итоге, он ждал слова, которые убедят его, что сегодня можно выпить, и эту ответственность на себя взял товарищ.
– Убедил. Наливай. А про теорию прочитал где-то или сам научные исследования проводил? – уже находясь в нетерпении, спросил Василий Дмитриевич.
Вновь поднеся горлышко к никольскому хрусталю, Семен Семенович как будто между делом проговорил, – Я как Шопенгауэр, я не гонюсь за модой, а повиваю свои истины сам.
Василий Дмитриевич, не стал обращать внимание на эти слова как приглашение поумничать, и стал принюхиваться к бальзаму. Его запах напомнил ему бальзам от кашля, и недолго думая, горло обдало пряным ароматом трав.
23 мая 21:40
Спустя пару подходов, взгляд Василия Дмитриевича опять упал на логотип оленя на фоне зеленного круга. Нисходящие лучи, представлялись отблеском золотых рогов. От этих рогов явно шла какая-то аура. *Это как показано на наскальных рисунках,* – подумал Василий Дмитиевич, в пору, когда он ездил на палеонтологические раскопки в Беломорск и Калбак-Таш. Славные были времена.
И весь вечер, пока они обсуждали лучшую книжную антиутопию, случай насущных коршунов, которые облюбовали крыши нашего предприятия и злят дворников до белого каления, захват Китаем автомобильного рынка в России, полезность и самообман экономичности газа в машине, цен на продукты и продуктовой корзины пенсионера у Василия Дмитриевича не выходило из головы картинка лучезарного оленя. Точнее то, что олень напоминал ему.
– … чем больше пробую егеря, тем больше вкус раскрывается. А у тебя как? – с радостью в голосе рассказывал о своих ощущениях Семен Семёнович.
– Я тебе уже рассказывал про своего прадеда? Про его экспедиции на Алтай и Восточную Сибирь еще при царе? – задумчиво и глядя на лучезарного оленя, проговорил сторож.
– Да, ты из-за легенд про его путешествия и сам пошел по стезе изучать первобытные народы, – отвечал начальник охраны, будучи очень радостным поддержать живой диалог.
– А рассказывал я про его встречу с шаманом Гуре-Туре и миф про птицу зла? – говорил как зомби сторож, пребывая в том же подобии транса.
– Неееет! – голодный на новую информацию отвечал начальник охраны. – Я так полагаю, расскажешь?
Сторож, как будто полностью игнорируя реплики друга начал.
– Про прадеда рассказывали мне отец и дед. Поэтому могут быть искажения и выдумки слепых зон, за это я не отвечаю. Рассказываю так, как дошла история до меня, – сказав это, сторож поглядел, спустя долгое время на друга. Тот сидел и внимал каждое слово. Сторож продолжил, – Случилось это во время его первой экспедиции на Алтай. Тогда он молодой был, и с виду дурной на свободу. Денег ему никто в университете не давал, даже петербургские меценаты не пускали его к себе. Тогда прадед мой Григорий Виссарионович Сопкин, звали его так, у отца своего половину дома распродал на Сенной площади. Ох, как мой прапрадед зол был, когда узнал. Но дотянутся не смог, прадед уже отчалил в Москву. Там его уже ждал путь до Екатеринбурга…
– Удалой пацан был, твой прадед. Жизни в нем много было, что сломя голову помчался Алтай изучать, – не сдержался, чтобы не ответить на такую наглость зеленого Сопкина, Семен Семенович, – Извини, продолжай, вырвалось что-то.
… Бывает, – ответил сторож с отеческой улыбкой, – продолжаю. Потом уже на паровозе достиг он Томска. Можно сказать, что как раз на днях туда железную дорогу построили. И в Томске он уже на деньги от продажи отцовского имущества закупил провиант, лошадей, телеги, и нанял несколько местных человек в свою научно-исследовательскую команду. Потом около 4 месяцев они скитались по Алтаю, как и где не знаю. Он встречал по пути много народов алтайцев, собирал их фольклор, быт, историю, легенды, мифы, религию и прочее. И вот однажды вечером на привале, на берегу речки Катунь, когда уже все участники экспедиции уснули, мой прадед остался зарисовывать карту и тропы. Как вдруг подул сильный ветер, а костер на удивление не поредел, а наоборот - вспыхнул. И за спиной моего прадеда раздался очень тихий голос. Прозвучали слова, которые мой прадед услышал как позволение к костру…
– Что значит «услышал как позволение к костру»? – запутался начальник охраны.
– Ты тоже обратил внимание. Короче, как потом Григорий Виссарионович рассказывал, он не мог понять, что это за язык, и вообще как будто он не слышал языка этого старика. Он просто понимал его. Ну, вот такая чертовщина была. Но говорю же, этой истории больше 100 лет. А такие вещи имеют свойство искажать и округлять случившиеся события.
– Когда мой прадед разрешил составить ему компанию у костра, мужчина сел рядом с прадедом, – продолжал сторож, уже настроившись рассказывать мистику. – Это был старик, не сгорбившийся и смурной, а возможно чуть старше нас лет на десяток. Думаю, горный воздух творит чудеса. И вот он был одет в светло бежевые одежды, почти белые. Хотя и куртка и штаны были сделаны из животной кожи, но чем-то явно отбелены. На голове был колпак похожий на шапку, тоже из кожи. Вся одежда была исписана золотыми и красными символами и знаками. Рисунки как наскальная живопись. Но как-то более изощренно. И прадед замечал, что эти рисунки и письмена поглощали его внимание. Как будто уносили сознание в тот мир. Старик назвался Гаро, потом я узнал, что Гуре-Туре это всё имена предков первого шамана тунгусов. Но вот интересно, что тунгусы, их, кстати, нынче эвенками называют, живут в Сибири, в Забайкалье. А прадед мой на Алтай приехал. И Григорий Виссарионович тоже смекнул эту не точность. Но послушать такого человека, который сам идет на диалог, да и знает русский язык – джекпот. Шаман спросил, что делает мой прадед, тот ответил, что на научной экспедиции. Но шаман имел в виду то, какие рисует карты мой прадед. Тот рассказал. Шаман даже пристально их рассмотрел. И рассматривал долго. И потом сказал, что все правильно. Потом он оглянулся в темноту и бросил в костер какие-то щепки. Повернулся к прадеду и стал рассказывать, что он пришел сюда издалека, где Мэнэ-Амар простирается до земли огня и льда. Он сказал, что, такие как мой прадед, называют это Восточной Сибирью. И пришел он сюда, чтобы найти сильного шамана для помощи в борьбе с кори. Кори это злой шаман, который обратился в гигантскую птицу с кровожадностью коршуна и умом ворона. Он имеет большие железные крылья, острые как клинки перья. Он обладает чудовищной силой, когда кори садился на лиственницу в три обхвата, то дерево сгибалось под его весом. Когда он летит близко к морю, то вздымаются огромные волны и бушует шторм. А от порывов ветра деревья валяться наземь. Там, где пролетает шаман, люди бьются насмерть. Из клюва он выпускает огненные стрелы, а смех его и взгляд сводил людей с ума. Друзья убивали друзей за добычу. А племена уничтожали друг друга. Заставлял кори их убивать, сражаться, разрушать. Сейчас злой шаман поселился на родине Гаро. И не в силах он камлать против кори. Слаб он стал. Кори знает как общаться с злыми и подземными духами, знает он, что такое гнев и ярость. А Гаро говорит, что не знает, как быть злым. И пройдя путь долгого странствия он, белый шаман, нашел своего помощника. И показал тростью с белым птичьим черепом на моего прадеда. Григорий Виссарионович, как следуется, не понял, что общего петербургский горожанин и сын портового купца имеет общего с мифом про северную птицу гнева тунгусов. Он начал объясняться, мол, он ученый-натуралист и тут исследует культуру алтайцев. Шаман его перебил, и сказал, что магические символы, которыми говорят духи на его одежде, не врут. Они зовут тебя. И ты это видишь сам. Зовут тебя принять бой. Прадед сказал, что не может просто так куда-то поехать, тем более к Амуру. У него нет ни денег, ни сил. И тогда шаман, посмотрев на него пару секунд, достал из нутра куртки золотой самородок размером с эту рюмку. И сказал, что прадед найдет нужное применение солнечному камню. После шаман встал и пошел в темноту. Крикнув, что он будет ждать его у места, где живет кори. И пусть ищет серебристую ель у младшего сына Мэнэ-Амар. И старик растворился в темноте. Мой прадед погулял вокруг лагеря, но даже следов не заметил, а только слышал крик ястреба или орла. Потом прадед вернулся в Петербург. Написал статьи и учебники по этнографии Алтая. И упомянул о золотых самородках сего края. Золото дало ему много спонсорской поддержки петербургских богатеев и предпринимателей. И, взяв у них деньги, уже смело отправился в Забайкалье. Там и пропал. Точнее не вернулся. Вестей никаких не оставил. Возможно, там новую жизнь начал, либо проиграл в битве с кори. Кто его знает. Вот такая история.
Семен Семенович, забыв как говорить, выдал какой-то нечленораздельный звук, потом собрался и ответил.
– Да, очень интересная жизнь выдалась у прадеда, прямо приключенческий роман пиши, на манер Жюля Верна. Путешествие к центру тайги. И что вообще ни каких сведений по нему не нашлось с того времени?
– Никаких, – с грустью в голосе отвечал Василий Дмитриевич.
– Слушай, – в глазах просияло озарение от будущей мысли, – какое совпадение. У нас же тут тоже коршуны поселились, как дворники говорят. И гнезда близко к проводам вьют. Серебристая ель как символ электричества. Получается это злющий шаман к нам сюда прилетел. Ну все, жди беды. Василь Дмитрич, если чем обидел тебя, прости меня. Только за шокер не хватайся. – Под конец смехом закончил говорить начальник охраны.
– Да брось, ты. Миф - это способ объяснения мироустройства у древних людей. А магическое мышление это часть их веросозидания и понимания. Поэтому сейчас коршун это коршун, – чуть бодрее начал говорить сторож. – Давай лучше прадеда моего помянем.
Часть II. Святогорова торба
Отрывки из записей с камер наблюдения главного корпуса «СантоФрозен»
23 мая 21:45 Cam 17.
Вячеслав Кузнецов находится в коридоре в отделе логистики. Он сидит уже одетый, склонившись над столом. Вячеслав по очереди подносит к себе листы и через пару минут откладывает их в сторону. Закончив, он аккуратно постучал стопку о стол, и отнес их к столу логиста Ксении Бийской. После, он пошел к лифту.
23 мая 21:33 Cam 3.
Один единственный монитор из всех на рабочем месте Владимира Моха освещает его лицо. Он почти не двигается, только руки с большой скоростью неразборчиво стучат по клавиатуре. Спустя некоторое время, Владимир резко откидывается на спинку кресла и замирает на несколько минут. Потом, медленно выключает компьютер и одевается, направившись к лифту.
23 мая 22:13 Cam 20, 21.
Владимир стоит у дверей лифта, замерев. С верхнего этажа спускается лифт, в котором едет Вячеслав, прижавшись спиной к стенке. Владимир заходит в лифт, что-то говорит, и поворачивается спиной к Вячеславу. Двери закрываются, лифт начинает движение к первому этажу. Мгновение и лифт резко останавливается, Владимир падает, Вячеслав слегка сгибается в коленях.
23 мая 22:15 Cam 21.
Изображение с камеры наблюдения в лифте пропадает. На мониторе черный экран и надпись «Нет сигнала».
23 мая 22:15
Владимир, услышав стук своих колен об пол лифта, повернулся на стоящего сзади человека. И от испуга быстро перешел в стыдливость. Он быстро вскочил и заметил, что освещение пропало. И горит только аварийный свет. Тут он начал испытывать страх снова. Следом он осознал, что это просто застрял лифт, и почувствовал уверенность и спокойствие. Он опять обернулся на человека у стены и замер в ужасе. На Владимира смотрели стеклянные и наполненные кровью глаза Вячеслава.
В момент, когда в лифт вошел Владимир, Вячеслав был погружен только в себя, и не заметил, что кто-то вошел в лифт. И думал только о том, как быть завтра. Ведь завтра его рейс будет загружать тот, кому он 2 года назад сломал ребра, два пальца и раздробил челюсть на несколько частей в драке. И Вячеслав уже год успешно избегал контактов с проблемным коллегой по цеху.
В этих мыслях он ходил по лезвию острия гнева. Он старался успокоить себя и подавить чувство созревающего раздражения. Но застрявший лифт и миллисекундный страх открыл настежь бурный поток ярости.
У Вячеслава возникла идея. Хотя это сложно назвать идеей или даже умозаключением. Скорее это была вспышка предвосхищения прямиком из хаоса пустоты. Представить ее можно так, что «Я щас одним прямым ударом в край двери бью, согну ее, чтобы потом пальцы зацепились за щель, и тогда получится раздвинуть двери лифта…
… И че потом? … И че я су … вообще делаю … бл… блин? – прилившая кровь, обожгла холодное застывшее лицо Славы. Гнев и страх растопили тело, и вывели его в реальный мир. Слава заметил, прижавшегося к двери Владимира с округлёнными глазами и без дыхания.
– Не боись, щегол, лифт просто застрял! – на выдохе разгульным басом от скопившегося напряжения проговорил Слава, пытаясь рассмотреть спутника в полутьме.
23 мая 22:20
Рассмотреть другого, особенно в замкнутом помещении было для Вячеслава проявлением инстинкта выживания. Инстинкта, который постоянно раньше спасал ему жизнь в ночных стычках.
… * Не боись щегол… лифт … застрял* – повторив про себя только что сказанные слова, Вячеслав понял, что сейчас он точно не разряжает обстановку. Он вспомнил, что говорили люди про его внешность и позицию на психотерапевтической группе. Поэтому Слава решил воспользоваться этим знанием, чтобы попытаться исправить ситуацию.
– Ээээм, простите, я чет задумался и … , когда лифт застрял. Я заметил, что ты… вы тоже испугались, и решил, успокоить вас. Вот, что я хотел сказать. Еще раз прошу прощения, что назвал вас так, эм, щеглом. Вот, да, так …, – смущенный своей эмпатической, то, как учили на группах, речью Вячеслав отвел глаза в сторону и засунул руки в карманы бомбера.
Владимир, неосознанно вернув контроль над дыханием, тем самым совладав над переживанием ужаса, ответил собеседнику, – А, да не ничего страшного, я сам испугался удара об пол, – скрыв настоящую причину путешествия души в пятки, он продолжил секунду спустя.
– Надо бы позвонить оператору или на охрану.
Владимир подошел, возвращая силу ногам, к панели с кнопками лифта.
– Хм, странно, тут вообще кнопки вызова нет, и… ничего похожего на нее, – в недоумении от такой консоли Владимир застыл, пытаясь вспомнить, во всех ли лифтах в его жизни были кнопки вызова.
– Может, с телефона попробовать звякнуть? – сбоку от Владимира раздался все такой же неуверенный голос Вячеслава.
– Та не, лифт как клетка Фарадея, интернетом тут и не пахнет, – Владимир повернул голову, и его взгляд упал на кнопочный «Нокиа», который в довольно больших руках собеседника казался игрушечным, но почувствовав жалость к нему, он продолжил, – Да и звонки тоже не пройдут.
Вячеслав проигнорировал слова спутника о бесполезности звонков. И уже набирал номер Семена Семеновича, который должен был сегодня оставаться в ночную смену. Тишина… затем три быстрых сигнала, как будто сбросили трубку. Вячеслав посмотрел на верхний левый угол экрана и увидел значок перечеркнутой антенны.
В свою очередь Владимир, заметивший, что к нему как обычно не прислушались, компульсивно решил лично проверить свой телефон. Разблокировав экран, яркий свет огромного дисплея «Айфона» ослепил Владимира. Но все так же – ни интернета, ни палок антенны.
Отчаяние заразило обоих. Но вдруг Вячеслав громко и радостно заговорил.
– А ну вот же, тут камера висит! Значит, охрана увидит, что с лифтом что-то не так. И нечего нам париться и что-то выдумывать, сейчас минут десять-двадцать посидим, и нам двери откроют, – радостно закончил Вячеслав.
– Если лифт обесточило, значит, и камеры не показывают, – так же обреченно-холодно, но со знанием своего дела говорил Владимир. В этот момент Вова ощутил себя умным и значимым. И он не заметил, как это ощущение стало опираться на простоту и принижение его собеседника. Чувствовать себя лучше за счет кого-то очень сладкое чувство, которым Вова непреднамеренно наслаждался.
– Но этот свет же тут горит, – Вячеслав не отступал от своей идеи, указывая пальцем в потолок.
– На аварийный свет отдельный кабель идет, независимо от общей косы лифта, – Владимир упивался собой, как юный врач долгожданным морфием в записках. Удовольствие было на пике, – в смысле, коса это жаргонный …
– А ты че такой умный? Откуда нах… нафиг все знаешь? – тяжелым звоном контузии прозвучали слова Вячеслава.
Владимир в ту же секунду упал со своего Олимпа, и страх кары выбил всю почву из-под ног. Его голос потерял все намеки на только что возникший баритон, и стал очень тонким и тихим.
– Я инженер… проектировщик… – Владимир сглотнул сухую слюну.
– А, понял, … тогда получается, неработающая камера будет знаком неработающего лифта? – Вячеслав вопросительно посмотрел на спутника.
– Ну да, – Владимир, чувствовал себя раздавленным многотонным самоосуждением, и был готов соглашаться со всем, что говорит другой человек, лишь бы его не бросили или не побили, как было на протяжении всей его жизни.
Вячеслав заметил изменения в настроении инженера. Он почувствовал, что его грызет что-то и мучает, и все это происходит волнами, но не стал обращать на это внимание. Да и вообще от этого парня веяло тем, что напрягало Славу. Какая-то вязкая беспомощность. Это раздражало его больше всего, хотя он не мог найти этому объяснения сейчас. Да и не хотел, ведь через несколько минут они выйдут, и никогда больше не встретятся.
24 мая 00:30
В лифте стало жарко и душно. Им обоим пришлось снять верхнюю одежду. Владимир снял пальто и подложил его под голову. Он остался в рубашке и легком кардигане. И сразу же он решил снять кардиган, а на рубашке засучил рукава.
Для Вячеслава он выглядел щуплым отличником с женоподобным телом. С тонкой шеей и руками. Таких персонажей обычно задирали в его школьные времена. И Слава понял, что он злится, когда начинает обращать внимание на своего спутника, на то, каким он ему кажется.
В свою очередь, вечно живущее с Владимиром чувство соперничества, зависти и сканирование потенциальной опасности, так же не пропустило мимо оценку внешности собеседника. Не очень высокий, но весьма мускульно сложенный богатырь. Голова была подстрижена вся под тройку и небольшая борода. Он сидел в черной футболке оверсайз размера, но при этом на шее и предплечьях выглядывали различные татуировки. Они были похожи на те, какие он видел в сериале «Викинги» и в недавнем перезапуске игр про бога войны с «Плейстешен».
Внутренний диалог Володи развернулся сам собой, – *Наверное, татуировок у него было много, но как будто, он их прячет. Или, по крайней мере, не хочет, чтобы другие видели их. Тогда зачем их вообще делать, если ты их прячешь?* Но еще Владимира где-то глубоко внутри пугали и возвращали к прежнему чувству ужаса, медленные и размеренные движения Вячеслава. Больше всего, ему было не по себе от мысли, что эти медленные движения в мгновенье могут стать быстрыми. А к такому он не был готов, и бежать ему не куда. Тут клетка.
Проведя молча пару часов в полутьме, Владимир лежал последние тридцать минут вокруг разряженного смартфона, как наказанный школьник. А Вячеслав, отодрав все мозоли с ладоней, размышлял и взвешивал, что сейчас ему важнее сделать. Завершить ремонт в ванной, или вложиться в капиталку мотора в машине, пока не застучал четвертый цилиндр.
Инженер, ощущая еле заметное раздражение, проговорил вердикт.
– Не спасут нас! План с камерой не удался. Теперь до утра тут сидеть будем. Задохнуться все ровно не сможем, тут щели размером с палец, – Вячеслав, отвлекшись от своих мыслей, автоматически осмотрел лифт на наличие щелей размером с палец, не обнаружил таких, и стал дальше слушать спутника, – А без воды и еды, будем мучиться еще восемь часов, отличнейшая ночка, basta!
*… яста,* – Вячеслав вспомнил, что точно так же вели себя некоторые пацаны в обезьяннике, когда случались облавы на забивах или на сборах околофутбольщиков. В тот момент он лечил их крепкими лещами, чтобы другим было неповадно раскисать. С теплой грустью по ушедшим временам молодости, Слава ощупал шрам на шее от ножа. Но вернув себя в лифт, он даже в мыслях не мог ударить этого паренька, лежащего на полу. Даже если это приведет его в чувство. Славе стало сложно понимать обстановку и свои ощущения. – *Раньше я считал это решительностью, пока группа не показала мне, что это жестокость* – проговорил про себя Слава.
– Меня зовут Вова, или можно еще Володя, – разрезав темноту, прозвучал голос Владимира.
– Слава, или можно еще Славный, – ответил Вячеслав.
В этот момент они оба улыбнулись про себя на это забавное сравнение, но не показали улыбки друг другу.
Слава поднялся и протянул руку Володе. Тот протянул свою в ответ. В этот момент столкнулись две стихии. Каждый из них понял, какой он, и что он видит в другом. От чего бежит, чего боится, а что ненавидит. Но пока что это промелькнуло искрой будущего пламени на задворках сознающего прожектора.
24 мая 00:58
После знакомства, они снова расселись по углам и каждый думал о своем. Но их пути пересекались в бесконечной петле рефлексии об этом рукопожатии. Как вдруг одновременно с ударом в боковую пластмассовую панель лифта ребром ладони вспылил мрачный богатырь.
– Вот су… скотина. Они там че бл… оху… – Слава поднес сжатые кулаки к груди, будто стараясь держать себя в руках, – ааааааать! … Да что же это такое?
– Ты о чем? О наших спасателях? – дернулся от громкого удара Володя, протараторил, и в ту же секунду тоже разозлившись на каких-то «них».
– Ды да, твою … же … за ногу то а, и это тоже! – Слава опустил руки на колени, и начал незаметно дуть на свои пальцы.
Наблюдая, как собеседник сражается с собственным языком и избегает явного мата, Володя ни как не мог уложить в себе данный факт: «Как это вообще возможно?». Ведь перед ним сидит человек, похожий на тех, про которых в 2000-е показывали криминальные хроники. И говорили, что они избивали и убивали по своим националистическо-гитлеровским верованиям или как там у скинхедов это называлось. Даже если это и не так, и Слава не один из этих бритоголовых, то ему мат точно был к лицу. И сейчас все эти ухищрения с заменой слов выглядели очень странными и по-глупому смешными.
– Слава, слушай, а зачем ты мата избегаешь, слова меняешь? – начал говорить Володя тоном безопасного расстояния, – Мы же не на телевидении, и не герои какого-то литературного рассказа. Можешь говорить, как хочешь. Я, если что, не против, – При последних словах Вова украдкой посмотрел на Славу.
Богатырь поднял глаза. Для него было необычно говорить о себе, особенно с человеком малознакомым. Ему всегда было проще одному. С другими нужно напрягаться, чтобы объяснять свои мысли. Как произошло и сегодня, задержаться, чтобы заполнить накладные на завтрашние рейсы, чтобы не встречаться с одним конкретным человеком. С человеком, из-за которого он чуть не потерял единственную хорошую работу, куда взяли и доверяли, не смотря на неприглядное прошлое. И самое главное был риск потерять в себе человеческое. Трудно сейчас. И понимающих друзей осталось мало. Кого-то забрала кладбищенская земля, кого-то свинец и дамасская сталь, кого-то казематы, кого-то семья, дети и статус. Но эти редкие и короткие встречи с ними были всегда запоминающимися.
Слава стал вспоминать свои походы на психотерапевтическую группу. *Этот опыт был уникальным. Десять незнакомых друг с другом людей, которые даже ничего не знают про забытую жизнь Славы. И забытые жизни других девятерых. Могут поддерживать, сочувствовать, и понимать. Хотеть понимать. Хотеть узнать другого! И за такой аттракцион они деньги отдают. Смешно. Вспоминать свои мысли смешно сейчас. Когда узнал, на что способны открытые друг другу люди. Они не хотят тебя осуждать, они не хотят видеть в тебе другого. Если они бояться меня, они скажут об этом. Если им не нравится форма моей реакции на слова, что 46-летний Гена боится, что маме не понравится его новая куртка или невеста, то они выскажутся о том, какого им от этого. А не то, как я должен говорить или не должен! Они могут злиться на меня, не соглашаться со мной, но никогда не покинут меня*.
Сейчас с Вовой он ощущал похожее наитие, что его хотят слушать, дают ему место просто быть. Но защитное сомнение шло за ним как лед преследующий ледокол. Слава решил не давать сомнению в доверии догнать его, поэтому ледоколу нельзя сбрасывать скорость.
– Ну, тут, я… – неохотно начав, Слава выдохнул, – я пару лет назад поссорился с мужиком из погрузочной, и мы сцепились с ним …
– Аааа это значит ты, тот водитель из логистики, который трех человек почти на смерть избил? Да у нас весь офис, до сих пор вспоминает … – от удивления и волнения вскрикнул Вова, и осознав что сказал и кому, оборвал сам себя, прикрыв ладонью рот.
– Я про другое хотел сказать, – медленно сквозь зубы проговорил богатырь, скрывая появившееся раздражение, – Можно?
– Да, ой, извини, пожалуйста, – почти шепотом простонал Володя. – *Дурак! дурак! дурак!* – мысленно бил он себя.
– Вот, – томно выдохнул водитель, – Мы поссорились, … ладно – подрались, это была драка, но я точно не избивал никого. Короче бл… ин, меня отправили к психологу, потом я пошел на психологические группы. И там я выяснил, что когда я начинаю злиться, я одновременно с этим матерюсь. И получается это автоматически. Мат меня разгоняет. А мат разгоняю я. Это всё усиливает и гнев, и злость, и раздражение, и … ярость. Гнев вообще сам по себе нормален для человека, а не нормальна только моя раскрутка его, до состояния дыма из ушей и пара из носа, чтобы все крошить и уничтожать. И поэтому сейчас пытаюсь сам управлять этим. Поэтому давлю в себе мат. Так ясно?! – по-армейски он закончил свою речь, еще не доверяя Вове свою искренность. Слава понимал, что шел ва-банк. И если что-то пойдет не так, то он не заговорит со спутником до тех пор, пока их не вытащат, да и вообще не обратит на него внимания никогда. Он мысленно зажмурился, ожидая реакции спутника.
– Понял, – Вова чувствовал, что должен сказать что-то еще, *мне поддержать его?*, – Спасибо, что рассказал. Думаю, у тебя получается хорошо!
Слава мысленно выдохнул, пока все идет хорошо для него.
Володя сознательно хотел по скорей уйти от темы, которая заставляла нового знакомого ерзать на ровном месте, но другой его частью, темной, дикой и зовущей из недр души тянуло к теме драк, избивания, разрушения, ломания, убивания … насилия. Вова ощутил приток энергии. Это было страшно, сладостно, и одновременно по дерзки прикольно. Возникло какое-то чувство азарта. Ставка – соблазняющий риск между остаться тем, кем был и тихо обвинять, или довериться злому шуту внутри. Шуту, смеющемуся над путами, которыми Вова связал свое пылающее нутро, чтобы быть хорошим и удобным … для … кого?
24 мая 01:40
Вова сгорал от нетерпения, чтобы узнать, как Слава дрался, и что он чувствовал в эти моменты. Будто неведомая сила толкала его вперед. Будто темный чародей нашептывал ослабевшему болезнями и разоренному войнами королю, кого миловать, кого казнить, а с кем заключить союзы. Но хотя это выглядело непохожим на мысли Володи, но они были такими понятными и желанными, будто он сознательно откладывал их в дальний ящик стола жизни. И сейчас роковой момент наступил.
Инженер сидел уже несколько минут замерев, готовясь заговорить. *Найти бы силы, только проговорить*. Он в упор уставился на Славу. Сердце словно остановилось, во рту пересохло. Он ждал внутреннего шага, выдавить хотя бы один звук. Но пока слышался только слабый хрип из зажатой гортани.
Слава решил осмотреть еще раз дверь, которую пару часов назад хотел выломать голыми руками. Сравнить, правда ли это была плохая идея? И он заметил похожего на охотничью собаку в стойке у лисьей норы Володю, и на мгновенье забыл, какая мысль требует его внимания. Снова.
– Ты чего? Нормально всё? – с тревогой начал богатырь.
– Да, все хорошо, а из-за чего вы с тем мужчиной поссорились? За что ты его так? – Володя вышел из состояния зомби, и продолжил уже человеческим языком. – Ты сказал, что вы подрались, но факт есть факт. Трем людям потребовалась медицинская помощь, а твоему оппоненту почти реанимация. Просто, интересно, что случилось. У нас люди всякое говорят. Кто про женщин, кто про то, что они не той национальности были … , – с осторожностью крадущегося к крокодилу леопарда проговорил последние слова Вова, со страхом глядя на могучие руки водителя.
Слава молча слушал.
– … или просто вы решили силами помериться и все затянулось, или пьяные … , – Вова смотрел на лицо Славы, и немного стал понимать, какой бред он несет.
Богатырь продолжал молча сидеть.
– Я хотел сказать другое, но в голове все перемешалось, – прикрывая стыдом свое отступление, Вова начал продумывать оправдания, – наверно из-за воздуха. Да точно, тут кислорода мало. Вот и пургу …
– Да я понял, ни то, ни другое и ни третье, – сказал как отрез Слава, и снова замолчал.
Володя, подождав около минуты, что Слава начнет отвечать на его приглашение к беседе, но он явно выбрал молчание.
24 мая 02:15
Слава не понимал, почему такие простые слова, про драку, так сильно начали раздражать его. До этого же все было спокойно. Да и раньше он довольно по-обыденному относился к рассказам о драках, которых в жизни у него было столько, что не пересчитать. Но тут как будто он чувствовал себя под микроскопом. Ощущение, когда тебя рассматривают больше, чем ты показываешь - штука неприятная. От слова совсем. И Слава начал защищаться, то есть вести себя как то, что он принимает вызов Володи.
*Помню, так же было вначале с психологом. Когда он вел свои нити в разговоре. Иногда они пересекались с моими, но иногда нет. Именно тут наступал момент раздражения. Ты вообще бл… ин не хочешь слушать, что я говорю? Тебе плевать что ли... *. Слава поймал себя начинающим концерт оркестром. И поймал в себе первую басовую ноту гнева. И это уже не настройка инструмента. Это уже вступление.
*О чем же ты звучишь? Я знаю, Володя странный тип. И умный, и всезнающий. И трус, и покоритель. И вежливый, и совсем не понимает, когда ему говорят слово «нет». Да, нахватаешь этих правильных слов от группы. Какой-то он стрёмный мудак, который как будто в жизни вообще ни чего не добился и ничего собой не представляет. Хм. Про себя могу сказать так же! Но почему он мудак, а я нет? Что-то я тут не понимаю. Но последнее. Как он сидел, как он смотрел. Как будто бы что-то знакомое.
Странно, но он похож на пьяное быдло у барушников рядом с городскими рынками или в заводских районах. Они уже знают, чего хотят и что будет. Они хотят заставить другого произнести фразу, которая позволит им снизойти. Начать справедливую драку, оправданную нарушением их придуманной ценности и уважения. Сволота, грязь подноготная… *
Слава услышал хруст суставов сжатого кулака. Посмотрел на руку и разжал кулак. Продолжил.
*Злобный маленький инженер. С улыбкой подумал Слава. Злобный. Маленький. Инженер. Будь я таким же, я бы тоже вел себя странно. Наверное, ему так просто пар не спустить.*
Делая паузы между мыслями, Слава удивлялся своей цепочке. Все так складно звучит.
*Если это правда, то тогда он такой же, как и я*. Автоматом вместе с последними словами в голове прозвучал гитарный риф сильнейшего перегруза присущий ранним «Аматори». *Злость и гнев его топливо. Но тогда где он его хранит? Что с виду он выглядит бесформенной жижей. Куда толкнешь, туда покатится. И как тогда он скрывает свой гнев? Откуда у него столько сил сдерживать его? Жесть, конечно*.
*Конечно, я к нему как сопернику отнош… странно. Гляжу на него, он тут слабак. Я на таких даже злиться не могу. Не могу серьезно к ним отнестись, как эти маленькие собачки. Это же кошки по сути своей. И то кошки куда серьезней этих искусственных недоразумений. Но с другой стороны, что-то в нем заставляет меня напрягаться и противостоять. Как же бесит эта неоднозначность…*
Слава просидел около получаса, зависнув над местом раздумий, как вертолет на высадке полярников во льдах. Постоянно жестикулируя бровями и губами, сопровождая мысленный поток, открывший свой источник в середине ночи прямо в голове у Славы.
Всю мимическую работу видел Володя. И он не думал ни о чем, кроме того, что ему не смотря ни на что надо узнать, какая причина в голове Славы отправила людей в больницу. Как он смог это сделать? Как он позволил себе сделать показать свое недовольство? Чего ему это стоило?
24 мая 03:27
Середина ночи уже давала о себе знать. Человек, измотанный отсутствием сна, весьма неумело обращается со своими мыслями, психологическими защитами и контролем себя. И почти все, что он держал в себе, будет освобождаться из-под тирании сознания. Тогда он мысленно оголяется и становится способным принять все, что ему предлагают. Согласиться на все, ради желанной потребности в отдыхе. Так и ломают людей. Или люди ломаются сами, или они уже были сломаны, раз оказались в руках секты? Володе пришли эти мысли, так как накануне, он смотрел документалку про секты и то, как они вербуют своих адептов.
Вспоминая табличку на стене комнаты для психологической группы, что существует четыре варианта реакции, Слава обозначил свою реакцию на слова Володи: «обвинить других» и «ощутить свои чувства и потребности». Он решил поэкспериментировать и пойти дальше. Ощутить чувства и потребности других. Слава, как бы ведя уже значительное время диалог с самим собой, решил, что нужно продолжить его вживую дальше с Вовой. Так и произошло.
– Про драку ты что-то конкретное хотел знать? – проговорил Слава еще погруженный в себя.
– А? Ну как конкретно, – резко включился уже отчаявшийся Вова, – просто, … мне всегда было не понять, как может такое произойти, что два культурных и образованных человека могут начать драться в наше современное время. Вот, что я хотел, тогда сказать.
– Могу тебе пару мест показать, где тебе «в наше современное время» про меж ребер перо вложат в подарок, на счастье, – засмеялся над своей шуткой Слава.
– Перо? Какое перо? Какой Подарок? – Легкий поддерживающий беседу смешок от Вовы сопровождал его запутанность. – Звучит как-то угрожающе.
– Ну да, это шутка была, если чего. Ты наверно там не ходишь, где обычно людей насилуют и убивают. Ну, повезло, значит тебе, – проговорил богатырь, чутко скрывая свое раздражение. – Короче, если ты не видишь «чего-то», то это не значит что этого «чего-то» не существует. Понял?
– Понял, – ответил Вова, разозлившись на опять возникший командный тон.
– Подраться люди могут всегда и везде. Хватило бы на это сил и желания. Вот и весь секрет! – размышлял вслух Слава с некоторым удовольствием.
– А ты тогда почему подрался с тем мужиком? – новый заход на эту тему озвучил инженер с предвкушением.
– А это тебя еб… волновать не должно! – уже с нескрываемым раздражением отвечал богатырь. *Мда, «ощутить чувства и потребности других» - провал*.
Вова вспомним то, что Слава объяснял ему про мат и гнев, не стал дальше бередить открытую рану.
Слава, поняв, что опять появился незваный гнев, смягчился и захотел все объяснить.
– Я хотел сказать, что в тот день не важна была причина нашей стычки. Там все копилось несколько лет. По мелочи, и собралось в большую кучу, которую ни я, ни он не смогли игнорировать. Я испугался другого, что я не ос… , – водитель остановился, задержав дыхание, чтобы дальше не говорить.
*Как я начал об этом? Как он смог меня разговорить?* – Славу захлестнул стыд. С него резко сорвали его вуали, привычно защищавшие его. Лицо покраснело, но аварийный свет скрыл это, оставив право на незаметность.
– Прости, ты испугался чего? Не думал, что ты можешь пугаться, – задумчиво спросил Володя.
– Ничего, забей, – Слава начал сжимать ладонью кулаки на обеих руках по очереди, вместе с этим поднимая локти.
И вновь между ними разошлась непроглядная тишина.
24 мая 04:51
Слава не мог остановиться, чтобы найти объяснение тому, что он чуть было, не заговорил с каким-то чудиком по душам. Сомнение все-таки догнало его. И он не мог допустить такой открытости с проходным человеком. Раньше он такого себе не позволял. Даже на группе на это ушло пару месяцев, но там он успел со всеми мало-мальски познакомиться. *А ты просто за 5 и 2, ух ты, 7 часов …*, – Слава на секунду удивился, что они просидели в лифте уже 7 часов. И даже шороха не было слышно за дверями лифта. Слава подумал, что гнетущая обстановка пагубно влияет на них обоих. Истощает. Усталость заставляет их обнажиться и обозлиться. И он решил отнестись с понимаем ко всему, что происходило и что произойдет за эту ночь. Утром люди точно обнаружат неисправность лифта.
– Извини, я просто не все хочу рассказывать. Мне просто это неприятно говорить тебе. Ничего личного, просто ты незнакомый мне человек, не друг, не коллега. Хотя и работаем в одном месте, – с волнением в голосе говорил Слава, рассчитывая на понимание невольного спутника.
– Я понял, да, я просто … эх блин никогда ни с кем не разговаривал на такие темы как драки и прочее, – засмущался Володя.
– Кстати о работе, а что ты вообще делал в офисе так поздно, у вас же рабочий день в шесть заканчивается? – интерес к очевидности вопроса только сейчас настигнул Славу.
– Ну, у меня проект сложный, и вот я доделывал его, точнее разрабатывал. Там, в общем, про терморегуляцию датчика обратного насоса клапана низкого давления на поток фреона. Ну, в общем, не понятно сейчас, там у меня «три дэ» рисунок надо по нему смотреть, – Вова растерялся, так как никто обычно не спрашивал его о работе.
– Звучит сложно, для меня. Я ж не инженер, – подтвердил Слава, – Ну наверно полезная штука, если ты над ней так долго сидишь.
* – … наверно полезная штука?* – Вову как будто ударило в сердце. – Да очень полезная, если ее внедрить в магистраль фреона, то долговечность оборудования увеличиться, фреон будет медленнее терять свои свойства и там еще много все разного, затраты на электричество снижаются тоже …
– Тебе и премию бодрянную дадут значит. А сейчас тебе, сколько платят за доработки? Сумма набегает знатная теперь, до 10 то сидеть, – с воодушевлением и неподдельной радостью за успех другого говорил Слава.
– А, деньги! Ну, пока, сейчас ничего не платят. Они же не знают, что я делаю, – стабильность дыхания Вовы начала нарушаться. Он глотал его как рыба на суше.
Вова был похож на человека, который вот-вот потеряет сознание. И это заметил Слава, который понял, что перед ним сидит самый удобный человек и любимец начальства – терпила. И он ожидал, что сейчас что-то произойдет. На группах такое встречалось периодически, когда участник, проговаривая то положение вещей, которое его окружает, обнаруживает или осознает эту реальность без розовых очков, без прикрас и прочей шелухи. И тогда наступает момент столкновения с реальностью или правдой, которую он, так или иначе, избегал. И реакция этого столкновения может быть разной, от бездны слез, активного отрицания, до вулканического гнева. Они на группе называли это еще катарсисом. Слава наблюдал этот феномен очень часто, порой даже сам из себя. И поэтому уже готовился к эмоциональному взрыву инженера.
– Шеф не знает о твоем изобретении, а ты клепаешь свою работу вообще без поддержи какой-либо? – Слава решил проверить, правильно ли он понял Вову, хотя мог бы просто промолчать.
– Ну, как бы, эм. Да и задачи мне не было дано … . – Вова потерялся, – я же сам решил создавать новое изобретение … . – Вова окрылился, но сразу же пошел на спад, – но меня не слушали в последнее время… в чем смысл сейчас всем об этом рассказывать, результатов то нет? Еще, и в лифте я никому оказался не нужен. Сидим уже полночи тут!
Володя опустил голову. Он еле держался, чтобы не свалиться на пол бессильным телом. Как марионетка без нитей. Отчаяние затопило его с головы до ног. Он шевелил губами и смотрел на свои ладони. Он будто что-то считал.
Слава видел, как на группе таким людям давали время побыть с собой и не трогать. Это он и предпринял. Сначала ему нужно с самим собой договориться, а потом уже обратную связь давать, ага.
24 мая 05:30
Прошло сорок минут. Слава следил за временем. Так как в этот раз тишина была не простой. Это как тишина перед надвигающимися черными облаками, которые заволокли небо в солнечный день. На протяжении этого отрезка времени Вова то и дело поднимал немного плечи и кидал их вниз так, что голова дергалась. Но неожиданно заговорил.
– А ты знаешь, почему я так хотел узнать про драки и как ты человека избил? – Полумертвым голосом простонал Вова.
– Нет, – твердо ответил Слава, но в тоже время был настороже, предполагая худшее.
– Хех, – просмеялся очень тихо и обезволено Володя, – просто я очень много дрался. И в школе и в универе и еще пару раз на улице. Вот только …
Слава замер в ожидании.
– … как ты выразился только наоборот, это было не драками. Это было избивание. Меня избивали каждый раз, – Володя начал смеяться, так что Славе становилось жутко.
– Ты ни разу не смог сдачи дать? Знаешь, как говориться, победить не смогу, но соплями измажу. И мне пиз… по кумполу давали, – Слава на секунду понял, что сейчас мат был не от гнева, а от сильного волнения. Он даже мог его не подавлять, но без мата тут звучало лучше. – Бывало и такое, что меня выносили или я сбегал. Жизнь - она разная, бывает …
Перебив Славу, будто не замечая, начал говорить Вова.
– Сдачи я мог дать всегда, но мне запрещали. Если я приду побитым меня жалели и осуждали, если я приходил победителем, то меня еще били и наказывали. Хорошие дети не дерутся. Драка для дураков и двоечников, которые наркоманами и бомжами становятся … . На последнем слове Вова вскрикнул и начал откашливаться. Звон голоса отлетел от стенки к стенке и потух.
– Тебе знакомо, когда тебя всю жизнь пугают нищей жизнью, и винят всегда, каждый раз, если ты хоть как-то не сможешь соответствовать их идеалам, а? Ты знаешь как это, что на любое твое достижение был один ответ – А можно было и лучше? – Володя пытался подделать тонкий женский голос. – Я всегда был «недокемто» и «недочемто». Недочеловек, недоработник, недодруг, недолюбовник. Даже в универе я все учил, но мне говорили – «Видно, как ты стараешься, но поставлю «хорошо», чтобы у тебя был стимул стать лучше». А тем, кто появлялся раз в семестр все сходило на нет за бутылку коньяка, придурки!
Вова незаметно для себя начал говорить громко и навзрыд.
– А когда я хотел ударить в ответ, моя рука становилась лапшой. И вообще все силы пропадали. И я просто отключался от себя, чтобы хоть немного снизить боль, когда кулак попадает в солнечное сплетение. Или когда в глазах от удара мелькают звезды. Так же и с начальством, только задумаю, что возразить им, и сразу голос пропадает. Как будто меня держат за горло у своих колен, как собаку на цепи для покорности. И сегодня я сидел за работой над своим датчиком. И именно сегодня я почти все сделал, но … эти цифры не сошлись … , – голос Вовы стал переходить в крик.
Но это не был крик силы, это был крик стенания и безысходности. *Наверно перед смертной казнью так кричали люди* – подумал Слава, и ему стало невыносимо жалко Володю.
– Эти цифры, долбанные, не сошлись, а значит, вся моя задумка не будет работать, я вообще значит, ничего не сделал. Я пустое место, тупой, насколько же я тупой, что даже считать разучился обычные вещи, – Вова с крика вернулся на полушёпот, как будто прячась от кого-то. – Поэтому я хотел знать, что такое сила в драке. Как быть сильным, как размозжить другого … !
– Ну, это я тебе рассказать не могу, если ты сам не был в таком положении, – нейтрально продолжал отвечать Слава.
Голова и руки Володи задрожали от перенапряжения, первая слеза упала на пол лифта. Покрасневшие глаза Вовы посмотрели на Славу. Богатыря покоробило.
– Давай драться, я хочу драться с тобой! – закричал Вова.
– Ты чего, зачем, с ума сошел что ли? – ответил нервозно Слава, приняв слова спутника за шутку.
– И ты смеешься надо мной. Я и для тебя никто. Так, единица, типичное чмо, значит, пресный слабак. Как других людей убивать, так ты первый! А я что, слишком … даже материться не могу! – Володя замялся, и лицо его передавало все его потуги стать ро́вней для Славы.
– Погоди, что ты несешь! Я так не говорил, и не думал! – Слава старался парировать атаку Вовы, но над последним ему стало горько, потому что он солгал.
– Ударь меня! Тварь тупоголовая! Убийца, дуболом хренов! – Володя вскочил и вытянулся вперед всей шеей, – Если не ты, тогда я начну, урод!
Вся эта картина принимала оттенки сюрреализма. Из жалости начала превращаться в точку, где терпение Славы заканчивалось. Он, конечно, мог выслушать Вову, но это было чересчур. Бессонная ночь давала о себе знать. Слава поднялся, разминая шею и встряхивая кисти, и сделал шаг к Вове.
– … !
– Если хочешь врезать мне, то бей. Куда хочешь. Я все ровно ничего делать не буду. Тебя я в ответ не ударю, – Слава был решительно настроен и голос его звучал твердо.
Вова увидел перед собой только огромное тело. Гнев закипел, как расплавленный металл в промышленном горне. Он ощущал столько сил в себе, что мог просто разломать все стены вокруг и пробить насквозь человека. В ушах зазвенело. Дыхание доходило до самого низа живота. Казалось, что до самой земли. Как у разъярённого раненого быка в схватке с тореадором. Но одновременно из него лились слезы, и нос затопила липкая жидкость. На лбу выступила испарина. Он знал, что этот объект, который мог утолить всю месть за всю его жизнь. Стоит перед ним. Вот оно. Этот объект дал свое разрешение бить его. И это был живой объект. Живое тело. Человек. Добрый человек. Слава. Мы со Славой познакомились сегодня.
На секунду в голове Вовы наступила тишина космического вакуума. Случился коллапс мыслей, чувств, ощущений. На секунду все сжалось в одну точку. Вселенной суждено родиться.
Раздался раскатистый крик, потом он перешел душераздирающий рев, потом хрип и бурлящий гортанный шепот как от сорванного голоса.
24 мая 05:45
Слава увидел, как Вова открыл рот, сильно опустил нижнюю челюсть и набрал полную грудь воздуха. Его оглушило. Он закрыл глаза по привычке, и потом сразу открыл, когда наступила тишина. Слава стоял и продолжал смотреть. Вова повернулся к стене. Прикоснулся к ней лбом. Опершись руками в стенку так, что его голова оказалась напротив стального усилителя каркаса лифта. Он отвел голову назад, даже запрокинул ее, выгнувшись всем позвоночником. И стремительно ударил своим лицом железку.
От первого удара Слава услышал глухой звук и хруст. Лифт качнулся. Он увидел, что нос Вовы принял неестественную форму, как перёд автомобиля после краш-теста. Слава испугался. Вова возвел голову на второй удар, и только сейчас кровь появилась в смятых от удара ноздрях Вовы. Второй удар был таким же сильным. Но вместо балки каркаса лифта то место на лице, что можно назвать носом, ударилось в большую ладонь.
Свою руку Слава подставил с молниеносной скоростью. Он сделал это быстрее, чем смог подумать. Вова замер. Слава чувствовал тепло от лица, и тепло от невероятного количества стекающей крови из носа, на руку, по стене и на пол лифта. Вова попытался сделать еще несколько ударов. Но они уже были просто слабыми толчками. Эхом состояния нордического берсеркера. Вова громко начал рыдать. Он упал на колени, затем сел, и прислонил голову к стенке. Размазывая волосами красную жидкость.
Он смотрел на маленькую лужицу крови. И несколько секунд доходил до осознания, что он сделал, и что это его кровь. И когда понял, то обхватил руками голову, закрыв тем самым уши, и полностью отдался слезам.
Слава сел с ним рядом. И положил испачканную кровью ладонь на пол.
24 мая 06:23
Почти 20 минут Вова плакал. Его слезы были резервуаром гнева, горя и подавленной жизни. Резервуар этот уже трещал от высокого давления последние несколько лет. Только сейчас произошел этот взрыв. Только сейчас Вова мог ощутить свой гнев. И сначала он показался ему пугающим и необузданным.
Разрушитель вырвался из своих оков. Древний демон забытых копий Балрог разжег пламя и вогнал в ужас полчище гоблинов в подземельях Мории. Он залил стену и пол кровью. Моей кровью. Он покалечил меня. Теперь я сижу и все что могу, это плакать? Больше я ничего не могу. Но как легко дышать. Не смотря на мой нос. Легче стало в груди. Я не представлял, что может быть вообще так легко. Хотя от боли я даже голову повернуть не могу. Но боль. Она моя. Она всегда была моей. Эта боль – плата за все что я пережил? Как тепло. Он стал как Кальцифер в замке Хаула. Как же мне грустно вспоминать и думать, что я всю жизнь жил надеждой, что меня заметят. Что мной будут гордиться. Но сам я ничего, вообще, ничего не делал для этого. Какая же горечь пронзает меня. Балрог тоже познал горе поражения от рук серого волшебника. Может и горе не просто так сейчас со мной. Если все силы забрал гнев, то зачем мне горе? Но оно дает спокойствие, и тишину. Как это странно … Как это нужно мне … .
Он просидел еще несколько минут, наблюдая за собой. То, как ощущения переливаются от одного к другому. Чувства то возникают, то пропадают. Калейдоскоп чувств и мыслей вращается в разные стороны. Все это приносило Вове облегчение и красоту жизни.
Володя поднял тяжелую голову и посмотрел на Славу. Он хотел улыбнуться и показать, что все хорошо. Все закончилось. Он хотел показать этой улыбкой, что там был не он, а … кто?
Слава повернулся в ответ и заметил живые глаза и уже опухающий нос, сочащийся темной жидкостью. Эту гримасу подпирала изломанная улыбка и кровавые зубы, так как поток из носа проходил через каждый изгиб лица Вовы. Глаза были признаком возвращения к вменяемости инженера, и богатырь решил заговорить.
– Когда ты спросил про причину моей драки, я разозлился, что начал говорить о том, что никогда не думал. О своем страхе. И я разозлился на себя, – отвернув голову от Вовы, Слава продолжил говорить, – На самом деле начать с кем-то драться для меня легко. Но в тот момент с Андреем, этот тот самый мужик, я начал драку, потому что был очень зол на него. И по другому я не смог бы ничего ему доказать и объяснить. Там спустя два или три удара мой гнев исчез, а Андрей лежа отползал от меня и хотел встать. Я думал, что сцепились-разошлись. Всё! Я думал, что сейчас подам ему руку. Как знак примирения и помогу ему встать. Но когда я потянулся к нему, я увидел, что моя рука стала замахиваться. Я был в ступоре. Хотя мои удары сыпались на него снова и снова. С каждым ударом он превращался в месиво.
Слава мотнул головой так, чтобы прогнать слезы и продолжил.
– Я даже не помню, как огребли от меня Леха и Сархан. Я помню, только что не мог остановиться. Это давало мне такое отравленную радость, что описать словами нельзя. Я остановился, когда почувствовал, что устал. Я заметил себя позже, через тело. То есть, пресс и плечи забились и их начало сводить. Кулаки стали щипать от порванной кожи на костяшках. И как только я стал замечать боль тела, я вернулся в себя. Я испугался, что не смогу остановиться. Никогда. Что я сам себе не принадлежу, – Тут Слава прервал себя.
– Гнев и злоба вещи разные. Злоба разрушает нас. А если она и в другом находит резонанс, то катастрофа неизбежна. Злоба может копиться годами или, – Слава кивнул на лужицу крови, – десятилетиями. А гнев в такие моменты только вспышка. Искра, которая запустит процесс воспламенения. И сейчас я боялся, что ты не остановишься. Ты дал злобному гневу волю. Ты дал ему долгожданную свободу, и он на пару секунд стал злобной ненавистью к самому себе. Настоящая сила это не избить кого-то, не унизить, не подавить и сломать. Когда-то коловраты на моей спине, тоже казались мне силой, которая позволяла мне стоять выше других людей. Но настоящее мужество это быть собой, принять свои стороны и строить настоящую жизнь из них! И с того дня, уже 2 года почти, я живу и виню себя, что я из него чуть инвалида на всю жизнь не сделал. Меня стыд разрывает, когда вообще думаю про него. А стыдно мне больше всего из-за себя. И виню я только себя.
– Зачем ты помог мне? Или, наверное, спас меня, – очень тихо проговорил Вова.
– Ты хотел силу ощутить? Вот тебе сила. Вот она такая. Правда только в том, что ты всегда злился на себя, а не на других, вот и не смог с ними спорить или драться, или что там тебе еще хотелось. А мне это очень знакомо, – рассудительным тоном бывалого ответил Слава.
– Понял,*попытался втянуть носом всю слизь в носу* хороший урок, – Вова снова постарался улыбнуться, но подсохшая кровь на лице стянуло кожу, – А мне теперь всю жизнь со сломанным носом ходить?
– У тебя ручки есть или карандаши, инженер? Нужны две, – с доброй улыбкой проговорил Слава.
– Да есть, там в кармане. А зачем тебе ручки? – Вова увидел, как Слава показывает, что собирается сделать, и запаниковал – Стой, стой, стой. А пальцами вправить сможешь?
– Пальцами только в кино вправляют. По нормальному нужно двумя направляющими. Я раньше так много раз и себе и друзьям делал, – Слава с нетерпением вертел в руках карандаши, – лучше сейчас это сделать, потом больнее будет. Давай сюда нос!
Небольшой вскрик, чих и новая порция уже наполовину свернувшейся крови покинуло носовую полость Володи.
– А, черт возьми, как же больно-то! – Володя замахал руками.
– Ну, вот всё, уже бояться нечего. Может, чуть кривоват. Или это из-за оттека кривизна? Пока непонятно, – осматривая лицо Вовы и утирая руки, Слава выглядел как полевой хирург, – Атаманом будешь!
– Ага, да, да, атаманом. Нет уж, спасибо. – Володя, борясь с болью, проговорил, – Слав, а из-за чего всё-таки вы дрались? Раз тебе так башню сорвало.
– Ну, мы… , – решившийся рассказать всё как было, Слава вдруг машинально повернул голову к дверям лифта. Тут послышался голос за дверью.
– Ау, есть кто живой? Слышно меня? – прозвучал голос Семена Семеновича.
– Да, Семен Семенович, тут мы! – крикнул в ответ, обрадованный новым голосом Слава.
– Слава Богу! Ну, соколики мои поворкуйте там еще минут 20 и вытащим вас, – голос начальника охраны звучал необычайно веселым.
– Да, только вот что! Сюда еще Сызранов едет! Надеюсь, не вы лифт сломали. А? Слава?
– Вы издеваетесь, Семён Семёнович? – посерьезнел Слава.
– Шучу, шучу, ждите, короче, монтажники уже подъезжают, – ответил начальник охраны.
Вова остался без ответа, но сейчас он понимал, что некоторые вещи должны остаться без ответа.
24 мая 07:11
Двери лифта разъехались, и в проеме появилась располневшая мина Сызранова. Он узнал, что в лифте ехал Вячеслав Кузнецов. И его прошлый опыт наводил заместителя директора только на негативные мысли. Сызранов первым делом стал осматривать целостность лифта. Потом уже заметил людей в нем. Свет фонарика упал на окровавленную стену, потом на Владимира, который держался за посиневший нос, и уже на Вячеслава, с кровавой ладонью.
– Вячеслав, у меня к вам вопросы, на которые я не хотел бы услышать неправильные ответы! Это ваших рук дело? – держа в руках свою натертую интеллигентность, заговорил Сызранов.
– Николай Геннадьевич, – заговорил быстро Вова, – Это случай забавный. Мы тут всю ночь же просидели. Ведь так? И спали тоже здесь. Вот, я задремал, и посреди сна очнулся, испугался и побежал в стену. А Слава помог мне кровь остановить.
– Побежали, значит, вы, Владимир Яковлевич, в стену. Правильно? – недоуменно констатируя услышанное, повторил Сызранов.
– Ну да, да. А вы когда-нибудь просыпались в лифте, Николай Геннадьевич? – Вдруг Володя понял, что ему не страшно общаться с заместителем директора, он чувствовал, что имеет право и силы на это.
– Понял. В таком случае, вы Владимир, срочно в травмопункт. А вы Вячеслав целы? Все нормально? – Сызранов быстро перевел тему разговора.
– Да, я целый, правда, мне в рейс сегодня, двадцать семь точек. А я не спал ни капли! – проговорил начинающий ощущать сонливость Слава.
– Тогда … сегодня и завтра у вас выходные. Я сам вашими больничными займусь. Отдыхайте. И про лифт особо не распространяетесь. Нам тут паника не нужна, – Сызранов еще раз посмотрел на лифт и повернулся к начальнику охраны, – Семен Семенович, пройдемте на пару слов.
Слава и Володя вылезли из лифта и стали потягиваться, разминая ноги и спины. Незаметно к ним подошел сторож и протянул Володе платок.
24 мая 08:02
Майское утреннее солнце залило проходную и ворота со шлагбаумом. Листва нежно шумела вдоль дороги. Дневная смена, из тех, кто успел, уже запарковала свои машины ближе к деревьям. Сторож с наслаждением наблюдал, как расцветала маленькая жизнь в промзоне.
– Василь Дмитриевич, а куда Славка делся, ушел уже? Повезло им! Выходной среди недели дали, – спросил издали Семен Семенович, подходя к Вове и сторожу, – Я, как ты понимаешь, сегодня без автомобиля, так что нам на остановку дойти надо.
Вова разговаривал по телефону, отойдя несколько метров от охранников, и постоянно повторяя убеждения кому-то, что с ним все в порядке.
– Своеобразное везение, – выпустив с залпом нечто похожее на смех, сторож продолжил. – Слава пошел за машиной, сказал, что до Рыбацкого всех нас подбросит.
– Опа, и нам с тобой везет. Я видел его машину. Праворукий японец. С комфортом домчим, – с гордостью говорил начальник охраны от того, что приглашает друга соприкоснуться с прекрасным. – Вообще все японцы 80-ых и 90-ых это конечно нет слов просто. Был у меня как-то «Галант», его мне двоюродный племянник с Владивостока пригнал. Потом у меня его Нева смыла, а деньги на ремонт я тогда зажал. А там сын рос, и второй только родился, ну я и продал его. Теперь периодически жалею об этом.
– Грустно. Грустно вспоминать об упущенных возможностях, – подтвердил Василий Дмитриевич.
– Ага, точно, – проговорил Семен Семенович, пристально рассматривающий свои воспоминания о машине, но тут же продолжил, переменившись в лице, где грусть стала частью законченной истории. – Мне тут еще рассказали, что за петрушка с лифтом случилась. Будка, в которой расположена вся важная проводка и электроника, от времени и погоды открылась. Изоляция на проводах где-то сгнила, где-то рассохлась и осыпалась. Короче, будка! Ну чем не идеальное место для гнезда? И там-то один коршун замкнул собой высоковольтные провода, отвечающие за питание лифта. Тем самым создал короткое замыкание. Никто туда не лазал, никто не следил, ни кому ничего не надо, как обычно в России заведено. Ну и чего? Лифт обесточен, коршун зажарен, а ребята в лифте ночуют. Вон, какие дела творятся, пока мы с тобой байки по ночам травим.
– Тебе, кстати, шеф что-то сказал про отсутствие на рабочем месте? – вспомнил сторож о том, что начальник охраны почти что прямо был ответственен за то, что ребята всю ночь просидели в сломанном лифте.
– Это ты, про какое отсутствие на рабочем месте, Василь Дмитриевич? – не сбавляя своего задора, начальник охраны отбивал все нападки коллеги.
– Передо мной зачем выделываешься как змея пойманная? – разозлившись, сторож осадил шутовскую спесь с друга.
Семен Семенович, увидев, что Василий Дмитриевич совершенно не в духе, подумав, что старик уже устал, изменился в лице и постарался ответить серьезно. – Я ему сказал, так и так, был я на месте, а камеры эти ваши, постоянно то включаются, то выключаются. А в лифте так особенно. А Сызранов мне в ответ, что, мол, ходить и проверять все равно надо, а я ему, надо камеры обновить и лифт заменить, а вы денег жалеете! Он постоял еще, развернулся и ушел. Наверно, прав я оказался, правда то – глаза колит. Одни ханжи в дорогих пиджаках ходят и важный вид делают, никто работать не хочет, – снова воспарив духом, заговорил Семен Семенович.
К ним подошел Володя, потряхивая неосознанно телефон в одной руке, а другой рукой, ощупывал свой опухший нос.
– Вы тоже на остановку пойдете или ждете кого? – проговорил Вова с забитым кровью, соплями и ватой носом.
– Нет, Слава же хотел подвезти нас до метро – ответил начальник охраны.
– А, … Слава отвезет … , – еле слышно повторил про себя Вова. – Понял, пойду тогда я на остановку. Спасибо за платок, Василий Дмитриевич, постираю и верну вам.
– Стой! – твердо остановив Володю, начал говорить сторож, – Слава сказал, что нас всех отвезет до метро. Ты с нами едешь, получается.
– А вы разве не друзья? – вмешался Семен Семенович.
– Эм, друзья… Ну не знаю… я же его в первые в жизни в лифте увидел. Друзей время проверяет же, да? – говорил Вова, все больше погружаясь в неуверенность из-за избыточного внимания к нему и к его жизни.
– Дааааа? – Нараспев потянул свое удивление начальник охраны. – Ты служил в армии? ... Хотя по глазам вижу, не служил, – Вова утвердительно качнул головой, – Ага, короче, есть понятие такое боевой товарищ. И это не просто сослуживец или друг. Это тот, с кем ты пуд соли съел, к кому ты в бане спиной стоял, и с кем такое гавнище разгребал, что спать неделю не смог бы. И все это под пулемётным огнем и с ножом у горла…
Семен Семенович посмотрел на сторожа, – Василий Дмитриевич, извини за «гавнище», не подобрать другого слова.
Сторож кивнул и развел руки. И действительно, другого слова не подобрать.
… Так вот, я все это к чему, я вас двоих, когда увидел, когда вы из лифта выбрались. Похожи вы были на таких товарищей. Я таких пацанов по молодости после Афгана видел. Но с другой стороны, кто знает, как тебя ночь с человеком в комнате два на два изменит, из которой не выбраться, и можно даже задохнуться, – опять гордясь за свои складно изложенные мысли, подытожил начальник охраны, почти погружаясь в воспоминания об армии.
– Да ничего особенного не произошло, – смущаясь от двух прямых взглядов на себя, Вова тревожно искал способ уйти из центра внимания, – Просто, долгая ночь. Эм. Кажется, Слава едет, я так полагаю?
Рычание огромной банки выхлопа нарастало. Как будто вместо глушителя у него железная цистерна, в которую кричат дети ради забавного эха. Все присутствующие переключились на подъезжающую к ним машину.
Переезжая канавы и выбоины, то и дело, она чем-то цепляла дорогу. Скрежет металла, и остатков асфальта раздражал Семена Семеновича. Предвкушение, что он сядет любимую породу автомобилей, осчастливило его. Вова думал о том, что вообще такое дружба для него, и что кто-то смог понять его. Смог увидеть его через ограниченность человеческого существа и поделиться своей смертной слабостью, наблюдая за Славой через слабо затонированное лобовое стекло. Этот человек и взаправду его друг? Василий Дмитиевич, думал про птицу гнева из мифа прадеда, якобы случайно разбитый нос Володьки, и о своей похороненной профессии этнолога. Слава, глядя на плавную двигающуюся стрелку давления наддува турбины, удивлялся своим изменениям. Он смог понять и открыться другому. Эти изменения нравились ему. Он хотел жить именно такой жизнью.
А белый «Форэстэр» по тихой грусти подкрался к ожидающим его людям и остановился с тихим визгом, попавшего на тормоза песка.
Часть III. Арго у пристани
Отрывки отчета о поступлении тубуса с рукописью в Хабаровский краевой музей имени Н.И. Гродекова. Научный сотрудник музея кандидат исторических наук Людмила Сергеевна Варфаламеева
01.06.1963
«… Путевые заметки и рукопись «Мифы и мифозои тунгусских племен», автор Григорий Виссарионович Сопкин. Последняя запись датируется от 25.01.1911. Архивных сведений в Хабаровске, Владивостоке, Екатеринбурге, Красноярске, Томске и их областях о гражданине Г.В. Сопкине не обнаружено, возможно, были утеряны или уничтожены природными бедствиями, или происшествиями техногенного характера. По употребляемому лексикону и стилю речи можно предположить, что Г.В. Сопкин был образованным человеком в сфере антропологии, этнографии и философии. Рукопись найдена местными жителями на правом берегу реки Шилки, притоке Амура. И передана в Хабаровский краевой музей. Все тексты сохранились благодаря герметичному тубусу. Герметичность была обеспечена использованием животной жилы с вываренным салом, предположительно оленьим. Ознакомительные фрагменты рукописи представлены ниже. В нем описывается рассуждения Г.В. Сопкина …»
«… [Цитирование рукописи] Пока мы добирались до Томска, минула осень, которая совсем иная, чем на родных берегах черной речки. И поспешил минуть одиннадцатый год нового века. Хорошо, что у корчмаря я закупил связку гусиных перьев. Дорога будет долгой, а написать придется не мало. И нужно сразу распределить, что я отправлю в университет, что в газеты, что князьям и купеческим семьям, чтобы все загорелись, выделить мне капитал на новую экспедицию в Восточную Сибирь…».
«…[Цитирование рукописи] Какое странное выражение. Загорелись. Люди на рынке как будто уже начинали гореть. Только это огонь злобы и ненависти. Смешные слухи ходят о восстании в постоялых дворах. И совсем не смешно, когда встречаешься с таким человеком. Смотрит так, как будто я его хату спалил и всю семью под нож пустил. Ощущается пробуждённая злоба. Может быть, тот шаман был прав, и он чувствовал, все эти изменения в мире. Хотя, зачем ему все это? Живешь в горах, и почему этот внешний мир должен тебя волновать? Такие совпадения даже пугают …».
«…[Цитирование рукописи] Да, сейчас я именно, что боюсь. Но это не то, как мы с ребятами воровали яблоки и мед в закромах у апрашки и потом сбегали от полицейских мундиров. Сейчас этот страх часть меня, а я часть его. Я могу погрузиться в него, а могу забыть его. Но подпуская его к себе, я даю ему говорить …».
«…[Цитирование рукописи] Мысли снова направляют меня к той предрассветной встрече. Гаро весьма занятно описал феномен заражения гневом, состоящим из злобы и ненависти. И символом этакой злобы стала северная птица. Мне на ум приходит коршун. Всё-таки коршуны живут почти везде. И значит, всюду могут влиять на людей. Так коршун это хищная птица, в ее природе заложено кровожадность и убийства. Ту животную естественность, что человек окрестил кровожадностью и убийством. В таком случае, человеку очень легко перевести вину за свой гнев на птицу. И превратить его в мифозой. Или увидеть в ней божественный или природный знак. Легче что-то предпринять или к чему-то относиться, если где-то там в других планах бытия твой шаг одобрили. Наверняка коршуны были лишь коршунами, которые шли за человеком, а не вперед него. Там где была звонкая сеча, то всегда найдется, что отведать падальщикам …».
«…[Цитирование рукописи] Тот страх, который я испытал. Который я пригласил в себя. Он стал моим, и я стал ответственным за него. И за то, как я к нему прислушаюсь. Если это так, то путь к эмоции или эмоции ко мне это трудный путь. Осознания своей природы, делает тебя виновным. Виновным перед жизнью. Но эта вина дает возможность жить. Быть творцом, быть демиургом, быть Метатроном, быть Люцифером. Сила природы, гнев. Он принял облик птицы с севера. Птицы, что внушает страх. Гнев – это стихия, которая растапливает льды и согревает в мороз. Кровь становится жиже. Сосуды уже. Давление сильнее. Лицо и руки обретают алый цвет. Цвет победы, силы и убийства. Гнев – огонь, несущийся из недр земли, приносит смерть и жизнь. Гнев сводит с ума, заставляя нас вернуться в лоно природы. Стать самой сутью зеленого и темного мира корней человечества. Тольку по ту сторону, мы можем понять, что действительно важно для нас. Действительно становиться понятно, кому перегрызть аорту, чтобы защитить. Себя или свое. Кровное или дорогое. Идею или вещь. Настает эра гнева, эра покорения. Эра страха перед слабостью. Страх слабости, который встречают гневом. Сколько еще человек будет искать ответ, что гнев один из выборов, между бегством и отпором. Когда шок и удивление приглашает этих рыцарей бытия, что сможет выбрать человек. И сможет ли чувствовать себя свободным? Или отчаяние очарует его своими чертогами? …».
«…[Цитирование рукописи] Это свобода не означает освобождения от мук. Это свобода делает муки жизни ее частью, той частью, которая создает желанное разнообразие. Осознание одной стороны, дает понимание ее многогранности. Думаю, что гнев, а так же его братья злоба, ненависть, агрессивность, озлобленность и обида слишком тяжелы для неокрепшего ума. Чтобы понять, как утроен мир, нужно быть готовым увидеть этой устройство. Иначе есть риск сломать свой уже построенный, но хрупкий песочный замок. И что самое страшное – не суметь его восстановить …».
«…[Цитирование рукописи] Сейчас, я пишу эти строки под стук железных колес, и замечаю, что мои слова похожи на свободных немецких мыслителей. Одновременно я и рад этому, и чувствую стыд. Достоин ли я приравнивать себя и свои путевые заметки к их гению. Или мои речи ни чем не отличимые от речей сумасшедшего. Не сошел ли я с ума, и не чудиться ли мне все это? Может на самом деле, лежу я избитый в доме умалишенных, и в голове моей целый мир достойный гения. А есть ли разница между гением и безумцем? И тот и другой мыслит за границами возможного, человеческого, только кому-то фортуна покажет свой прекрасный лик, а кому-то он предстанет в вечной тьме и одиночестве ...».
«…[Цитирование рукописи] Головная боль не на шутку разошлась. Импульсы боли, как будто скандируют страшные для меня слова. Скоро прольется немало крови. Мостовые затопит кровью и слезами. А воды артерий городов и губерний окутает трупный смрад. Северная птица гнева загнездится в каждом из нас. От представления этой картины меня тошнит …».
«…[Цитирование рукописи] Может я стал другим в этом акте путешествия? Может это часть моей личной инициации, как писал профессор Леви-Брюль. Как вспомню летящую в меня шапку и ругань отца, то это ощущается таким древним. Таким забытым. Как будто прошло не полтора года, а лет пятнадцать. Порой жизнь преподносит нам блюда, которые мы с трудом жуем, но быстро привыкаем к такой еде, и уже иное становится чем-то другим, новым, но принадлежащим нам. И в процессе этой трапезы, я могу ответить на вопрос, зачем я это ел, и что после такой еды будет со мной и миром вокруг. Могу я сказать, что так выглядит взросление? …».
«…[Цитирование рукописи] Лучше буду думать о своей работе и горячем чае в новом вагоне до Екатеринбурга. Главное, чтобы эта рукопись не попала ни в чьи руки при вашей жизни, Григорий Виссарионович, а то обретете свою шконку и темный угол с сильным кулаком наперевес. Г. В. Сопкин мысли от 25 января 1911 года от Рождества Христова, Томск…».
«… В рукописи содержится важные научно-исследовательские данные по этнографии племен Алтая на момент 1910 года. Так же материал сопровождается философско-психологическими изысканиями личного характера. Автор в них не прибегает к философским воззрениям современников. И в них полностью отсутствуют параллели с марксистско-ленинским учением. Опирается гражданин Сопкин на собственные мысли, представления и фантазии. Присутствует упоминание некоего профессора Леви-Брюля. Стилистически такие воззрения похоже, что пишет какой-то другой человек. Но предварительный анализ почерка подтверждает, что все написано одной рукой …»
«… Отчет направлен в архив №401. К публикации подготовить материалы по алтайским племенам. Путевые заметки пометить как материалы не желательные к упоминанию. Тубус и описание способа герметизации племен восточной Сибири выставить как экспонат, в зале памяти исследователей и ученых …».
«Каждый из нас должен развивать или конструировать
концепцию того, кто и что он есть, что есть его мир,
как он функционирует и как можно проложить в нем свой путь.
Мир необъятен, мы постоянно должны находить
некий компромисс, позволяющий нам выжить».
Джеймс Бьюдженталь
Антон Баранов, 2023 г.