Размышляя на тему современных аспектов экзистенциальных кризисов взрослости, на ум приходит афоризм: «самое неприятное даже не то, что мы теперь взрослые, а то, что теперь взрослые – это мы».
Если опираться в рамках данной темы на экзистенциальные данности – Свобода, Изоляция, Бессмысленность, Конечность, Неопределенность (вброшенность в мир) – то можно пронаблюдать интересные тенденции психического наших клиентов. Понятно, что деление по возрасту очень условно, и каждый случай – уникален. Тем не менее, в этом докладе мы попробуем найти некоторые общие черты.
И перед этим хотим обратить внимание на такой феномен современного общества как квазивзрослость, некоторую иллюзию взрослости, которая будто мамины туфли: вот они есть, их можно надеть, но они не по размеру, они не дают реальных прав, ощущений, мировосприятия и ответственности взрослого человека.
Быть взрослым в современном моменте не модно, социум не поддерживает взрослость, скорее подчиняемость и контролируемость взрослеющих, но так и не выросших людей. Взрослая жизнь представляется нудной, скучной, ограниченной и унылой, наполненной обязанностями, от которых тошнит, и лишенной свободы. Нам активно навязывается идея вечной молодости не только через неустанную борьбу с внешними изменениями, но и попытками убедить, что быть взрослым серо, равно быть безликим винтиком в огромном механизме жизни.
Как ни странно, сегодняшнему взрослому вполне можно не иметь профессии (клиенты говорят «я ещё не нашел себя», «я просто живу»), не работать («пусть лохи работают»), не иметь семьи и детей («ничто ко дну не тянет, есть не просит»), не заботиться о старшем поколении («я их себя рожать не просил и ничего им не должен»), не стремиться к самоактуализации («работа меня напрягает», «я поступил сюда, потому что здесь можно ничего не делать», «мне важнее получить деньги и удовольствие»), ни по отношению ни к чему не испытывать чувство долга («это – не мое дело», «не хочу ни во что влезать», «это меня не касается»), патриотизма, уважения, не переживать чувства общности, единения с кем-то, не иметь принципов и пр. Это уже не будет категорично осуждаться социумом, не поставит человека в разряд «незрелых» лиц, великовозрастных инфантилов, «недорослей» (для примера, понятие «тунеядец», знакомое представителям старших поколений, практически полностью исчезло из употребления). Иными словами, за «невзросление» не налагаются никакие социальные санкции, во всяком случае, человек не лишается желанных взрослых благ (сексуальной свободы, финансовой свободы, свободы распоряжаться своим временем и пр.). Это и рождает своеобразный феномен псевдовзрослости, а «традиционная» взрослость с ее необходимостью принимать на себя ответственность и самоопределяться во многом утрачивает привлекательность.
Сальвадоре Мадди, 3 года назад нас покинувший, говорил об этой тенденции, как об «экзистенциальном недуге», включающем вегетативность (неспособность поверить в истину, важность или ценность любой реально осуществляемой или воображаемой личностью деятельности), бессилие (утрата человеком веры в свою способность влиять на жизненные ситуации), нигилизм (убежденность в отсутствии смысла жизни) и авантюризм, «крусадерство» (компульсивный поиск жизненности, вовлеченность в опасные, экстремальные виды деятельности, сопровождаемые переживанием бессмысленности повседневной жизни). Американский психолог Дэн Кайли предложил название для феномена затянувшегося детства – синдром Питера Пэна. В своих работах наш современник Сергей Сергеевич Степанов указывает на несколько основных характеристик синдрома Питера Пэна таких, как: эмоциональный паралич, социальная беспомощность, «страусиная политика», зависимость от матери, зависимость от отца.
Женским вариантом синдрома Питера Пэна иногда считают описанный Дункасом и Найкелли «синдром Персефоны», характеризующий взаимную невротическую привязанности дочери и матери (Персефоны и Деметры). Страх перед возможной разлукой с матерью (с родительской семьей) создает у взрослеющей женщины переживание покинутости, нервное напряжение, настороженность, она чувствует себя несчастной и быстро разочаровывается в привязанностях. Страх усиливает подверженность фрустрациям, формирует чрезмерную ранимость, болезненное самолюбие, стимулирует реакции эскапизма от интимности, заставляет тревожно избегать опыта налаживания глубоких эмоциональных отношений с другими людьми, особенно противоположного пола. Такое защитное поведение будто бы «страхует» личность от сравнения себя с другими, реализовавшимися в интимном плане. Тем не менее свойственное ряду представителей обоих полов нежелание взрослеть имеет более общий и системный характер. Его истоки лежат не столько в пороках семейного воспитания, сколько в изменившихся социальных контекстах современного взросления и, соответственно, в изменении содержания задач, которые ставятся социумом перед взрослеющими людьми, в отношении к характеру и способам их разрешения.
Социум активно поощряет юношескую мечту жизни без усилий, сладкую негу бесконечного потребления (материальных вещей, контента, без усилий на что-то большее, без ответственности и эмоциональной включенности). Здесь, конечно, нельзя не вспомнить Эриха Фромма, размышлявшего о желании современного человека «отдать свою свободу за спокойную жизнь».
В реальности же характеристиками зрелости можно назвать осознание себя, переживание свободы, автономии. Это принятие себя, лежащее в основе личностного благополучия, это осознанная целенаправленность собственной жизни и жизни тех, за кого человек несет ответственность (дети, престарелые родители), наконец, это осознаваемая как необходимость устремленность к личностному росту, позитивным изменениям. Реальный взрослый человек чувствует свои возможности и ограничения, и ответственность в связи с этим. Если юноши и подростки скорее борются с ожиданиями, предопределенными социальной ролью, гендером, семьей, то взрослость – это про творческое приспособление к тому, что мы можем называть Судьбой, или Случаем. Чему-то, что мы не сможем изменить.
В противовес зрелости, которой в большей степени присущи понятия долга ответственности, решительности, самоограничения, именно юность часто представляется необременительной порой свободы, свежести и яркости впечатлений, обретения нового соблазнительного и казавшегося ранее запретным опыта, раскрытия новых возможностей. Постепенная утрата всего этого становится предметом ностальгии, идеализации и разочарований, а сама необходимость взросления и расставания со всем этим – чуть ли не поводом для погружения в отчаяние и депрессию.
Молодые люди, приходящие на терапию или проходящие ее в возрасте 18-30 лет, столкнувшись с мировыми событиями последних трех лет, озабочены чувством несправедливости, основанным на том, что окружающий Мир, будь то родители, пандемия или политические кризисы, крадет их будущее. Они чувствуют себя вынужденными следовать пути, выбранным для них старшим поколением, испытывая огромную тревогу попробовать что-то новое и не понимая своих желаний. Либо вдруг обнаруживают, что выбранный ими путь совсем не соответствует ожиданиям, на него возложенным, испытывают большое разочарование в партнере, работе, близких, всеми силами пытаясь исправить их или себя с помощью терапии. Часто это заход в терапию через телесный симптом – панические атаки, тревожные состояния и ожидание быстрого «излечения» без активного участия самого клиента: «поправьте это как-нибудь, чтобы этого больше не было». Здесь же можно рассмотреть феномен разрастающихся, как грибочки, различных тренингов личностного роста от блогеров, которые как бы накачивают внешнюю оболочку: не только предоставляют мамины туфельки, но также помогают надеть мамино платье и мамины сережки. В результате мы можем сталкиваться в своей работе с разочарованием - «ничего не работает», с ожиданием от терапевта «домашних заданий, которые точно помогут и все поменяют» и ни к чему не ведущим «волшебным инсайтам». Чуть позже происходит столкновение с ужасом осознания своей свободы жить так, как считают нужным, постепенно обретая ответственность действительно выбирать самостоятельно.
Примерно к 30 годам мы можем видеть, как осознание своей Конечности выходит на новый уровень, неся с собой утрачивание прежних смыслов и депрессивные тенденции. Откладывать важное становится все сложнее. Не замечать свои желания – все напряжённее.
По Б.Д. Эльконину, путь от навязанных, «проглоченных» смыслов и установок к выработке своих - это путь к самоинициации перехода от «Я-наличного» (выстроенного по канонам первичной социализации) к «Я-иному» (т.е., к осознаваемой субъектом гипотетической полноте себя), к запуску нового режима существования, к генерации новых смыслов. То, что М.К. Мамардашвили называет «полнотой себя». Эту интенцию к собиранию, выстраиванию осознанной «полноты себя» можно считать важным новообразованием. Которое дополняется социальным принятием, чувством востребованности теми сообществами, в которые человек включен (профессиональными, общественными, политическими, гендерными, этическими, культурными и др.), возможностью инвестировать значимые ресурсы собственной жизни и личности в других людей, в их развитие и благополучие.
С 35 (возрастные границы, конечно, очень условны) становится острее понимание, что взрослые – это теперь я. Нарастает ответственность и вместе с ней – тревога не успеть что-то важное. В терапии все больше усиливается возможность выдерживать Неопределенность мира, обострившуюся в последние три года: что вокруг, в общем-то, полно таких же, не понимающих, что происходит, людей и никто не может усадить нас на коленки и утешить спасительным «все будет хорошо, я разрулю». То, что мы могли пронаблюдать в работе с разными людьми – это падение иллюзии безопасности мира, иллюзии возможности жить жизнь без усилий или незамечание своего собственного вклада и сил, помещение их в сильного Другого.
Кроме того, события, связанные с СВО, четче очертили контуры Изоляции, переведя ее из формата теоретических экзистенциальных данностей – в практические: для тех, кто остался – одно ощущение изоляции, для тех, кто уехал – другое. И там, и там мы можем наблюдать поднимающееся ощущение Бессмысленности. Одних оно толкает на компульсивные действия, других побуждает замереть в депрессивных состояниях.
Атрибуты взрослости, которые были и прежде, стали вдруг не просто атрибутами, а требованием делать непростые Выборы и нести за них Ответственность, испытывая то самое, неприятное чувство «теперь взрослый – это я». И мы можем наблюдать возможность выдерживать неопределенность, как один из важнейших аспектов взрослости: взрослый может ее выдержать, наше взросление может дать определенность Другому, зависимому, маленькому, нуждающемуся.
Маргарита Кононова, Ольга Королёва, 2023 г.
