Взгляд на веру как на психический процесс. Или концепция «веросложения»

vera2

В статье обсуждается феномен веры в общепсихологическом смысле. Близкое понимание термина «вера в общепсихологическом смысле» представлено в статье: Братусь Б.С., Инина Н.В. Вера как общепсихологический феномен сознания человека [2]. Автор изо всех сил старается не затрагивать вопросов религиозных.

POU STO [1]

Основная задача психолога — профессионально и правильно понять другого человека. Профессионально — значит безопасно, правильно — значит полезно для другого.

Понять — значит, употребив все доступные внутренние ресурсы (когнитивные, эмоциональные, личностные), так отразить другого в себе, чтобы он смог взглянуть на себя и свою жизнь более сочувственно, искренне и правдиво. И в результате нового взгляда изменить свою жизнь к лучшему.

Признаком профессионального понимания является способность предсказывать реакции и поведение другого, а также совместно менять его реакции и поведение с его согласия.

Введение и парциальное самораскрытие

В практике психологической помощи вопрос о вере стоит очень остро. Клиенты пользуются этим понятием вовсю. «Я не верю, что что-то может измениться», «Я верю, что он больше меня не тронет», — подобные заявления мы слышим постоянно. В ответ мы снисходительно или досадливо улыбаемся (или морщимся) и стараемся перевести разговор в более продуктивное русло. Работать с верой напрямую, обсуждать это «верю-не верю» как-то не хочется… Еще в начале своей осознанной практики психологического консультирования я, по совету старших товарищей и согласуясь с собственным естественно-научным воспитанием, решила, что вопросы веры любого порядка постараюсь обходить, вполне открыто сообщая об этом клиентам. Я относилась к своей и чужой вере с уважением, но и с подозрением тоже: обсуждение убеждений, верований, религиозных и политических взглядов отнимало бездну сил и времени, было болезненным и опасным. Я даже наедине с собой и в частных разговорах старалась не использовать слово «верю».

Впервые напрямую столкнуться с чужими верованиями мне пришлось на втором десятке лет практики, когда в Кризисной службе для детей и подростков (Кризисная служба для детей и подростков под руководством И.А. Алексеевой и А. Сейсяна) была начата работа по изменению отношения к физическим наказаниям в семье. Пытаясь внедрить в профессиональное (психолого-педагогическое!) сообщество мысль о том, что детей бить нельзя, мы столкнулись с яростным сопротивлением. На семинарах люди, ни разу не ударившие своих детей, готовы были идти врукопашную за свое право бить, свои принципы воспитания, свою веру в насилие. Помню, что именно тогда я впервые произнесла «я верю» на работе, т. е. в качестве профессионала. Спорящих это странным образом утихомирило. Я удивилась, запомнила это и стала изредка применять как прием убеждения.

Когда мой стаж в профессии перевалил за 20 лет, я впервые сказала клиенту: «Все дело в том, что ты в себя не веришь». И мы стали исследовать основания для веры и неверия. Вопросы формирования, укрепления и перестройки веры все чаще становились для меня предметом осознанной психологической работы.

Теперь, когда с начала моей работы практическим психологом-консультантом прошло уже почти 40 лет, я совершенно убеждена в том, что с верой в общепсихологическом смысле связано большинство психологических проблем. Самооценка, тревога, способность планировать, общаться с разными людьми и отстаивать свои убеждения, просто иметь собственное мнение, самостоятельность, самодостаточность, разные аспекты социализации, способность формулировать и осознавать мировоззрение, мотивация, рефлексия… Список психических феноменов, связанных с такой верой, бесконечен. А толковой системы работы с верой в консультировании нет, более того, во многих подходах такая работа и вовсе запрещена как потенциально манипулятивная или нарушающая баланс ответственности и субъектности клиента. Такой запрет делает очень сложным изучение феномена, его понимание. Реальность взаимодействия клиента и консультанта все равно требует обсуждения всех этих вопросов, поэтому мне представляется очень важным сформулировать понимание веры с точки зрения практической психологии, с позиций консультирования.

Обсуждение понятия

Современные авторы (особенно постнеклассической научной парадигмы) много внимания уделяют феномену веры как неотъемлемого компонента познания наряду с мышлением и чувствами (Л.М. Веккер). В философии эта мысль высказана очень давно и многократно. Но речь идет в основном о религиозной вере, о философских основаниях мировоззрения, о познании трансцендентного, Бога, а нам необходимо сформулировать нечто гораздо более земное.

Б.С. Братусь и Н.В. Инина в своей статье описали «общепсихологический феномен веры», который перебрасывает «мост в будущее», делая будущее возможным. Они пишут о том, что человек обладает «...психологической способностью верить, и эта способность есть внутренний компонент, условие любой сколько-нибудь сложно организованной деятельности». Речь идет о совсем обыденных вещах («я вернусь вечером», «мы потом доиграем», «когда мы поженимся, у нас будет ребенок» и т. п.). Все они связаны с той или иной оценкой вероятности событий будущего. Эту оценку человек осуществляет и накапливает непрерывно — в течение всей своей жизни. Если есть феномен веры, значит, есть и механизмы, обеспечивающие его существование.

С помощью группы коллег-энтузиастов (огромное им спасибо!) мы (сообщество экзистенциально-гуманистических психологов [2]) стали исследовать феномен и механизмы этого явления, в результате чего возникла гипотеза о вере как психическом процессе, определяемом наряду с другими познавательными процессами — ощущением, восприятием, мышлением, памятью, вниманием и эмоциями (Л.М. Веккер). Для обозначения этого процесса было в конце концов выбрано слово «веросложение». Оно не лучше и не хуже других, так же довольно примерно описывает сам процесс, гораздо менее точно, чем само слово «вера». Но несколько лет реализации концепции на практике показали, что использовать точное и правильное слово обыденной лексики «вера» для обозначения психического процесса, по примеру таких слов обыденной лексики как «мышление», «ощущение», «память» и т.п. просто невозможно. Слово «вера» в обыденном языке равнозначно «религиозная вера» или хотя бы «истинная вера», что сразу вызывает у собеседника бурю ассоциаций и слишком однозначное понимание. Настолько однозначное и эмоционально нагруженное, что дальнейшее исследование (а иногда и общение в целом) становится очень затруднительно, если вообще возможно. А концепция требует описания и немедленного использования. В наше тяжелое время тектонических сдвигов во всех сферах человеческой жизни практически каждый разговор, любое общение, чтение, просмотр новостей, посещение концерта или художественной галереи обнажают и затрагивают верования, убеждения, мировоззрение, образ будущего, то есть феномены веры как общепсихологического явления или веросложения. Мы уже не в состоянии обходить эти болезненные вопросы. Надо научиться с этим работать.

Определение процесса веросложения и основные понятия

Интересно, а кто-нибудь задумывался, почему у нас, у людей, живущих в высшей степени вероятностном, неопределенном мире, мышление оперирует объектами, лишенными вероятности? Ведь операнды мышления имеют вероятность равную единице. Этот вопрос стал одной из причин появления концепции.

Суть процесса веросложения. Мы считаем, что психический процесс веросложения обеспечивает познание вероятностной природы мира и построение максимально вероятной картины будущего. Этот процесс начинается с рождением человека и, возможно, не прекращается ни на минуту вплоть до его смерти. В основном он проходит вне осознания, плохо поддается рефлексии и даже наблюдению со стороны. Фактически это процесс подсчета вероятностей важных, полезных и опасных для человека событий окружающего мира и его собственной жизнедеятельности. На основании предыдущего опыта подсчетов частоты встречаемости какого-либо события делаются выводы о возможности его повторения в будущем. Веросложение отбрасывает в будущее информационно-вероятностную тень прошлого опыта. Без такого анализа невозможно оценивать риски, планировать, просчитывать выгоду, превращать желания в действия. Невозможно даже просто жить во времени, так как мы отсчитываем и осознаем время по повторяющимся событиям [3]. Соответственно, феноменами веросложения в той или иной степени являются аспекты жизни человека, так или иначе связанные с будущим, т. е. с психологической (вне медицинского контекста) тревогой, уверенностью, сомнениями, надеждами, отчаянием, самооценкой, планированием, мотивацией, способностью ждать, планированием и осуществлением деятельности, убеждениями разного рода и уровня, привычками, верованиями, мировоззрением и так далее. Сделать полный перечень просто невозможно. Но даже из краткого очевидно, что веросложение касается практически всех аспектов жизни человека и, соответственно, работы психолога-консультанта.

Б.Г. Ананьев определил признаки психических процессов: они неразложимы далее, выполняют жизненно важные функции и в них спроецирована структура личности (т. е. имеются функциональные, операциональные и мотивационные механизмы). Психический процесс веросложения вполне соответствует этим признакам и, как и любой другой психический процесс, представляет собой собственно процесс и феномены, которыми это процесс оперирует, в которых отражается и к которым приводит.

В том, что процесс веросложения неразложим далее, т. е. не сводится к другим процессам, может убедиться каждый, если попытается переубедить уверенного в чем-то человека с помощью логики, доводов или фактов. Это очень сложно, даже если речь идет о вполне наблюдаемых явлениях (какого цвета был дом, у которого вы с супругой оставили свою машину, например). А когда разговор заходит о менее определенных вещах — о вкусе, пользе, научной достоверности и т.п. — это почти невозможно. А уж успокоить растревоженного человека, опираясь на доводы разума, вообще невозможно.

Веросложение (и процесс, и феномены) в основном (кроме некоторых аспектов) непроницаемо для мышления и иногда даже восприятия, спорит с памятью и изменяет ее, существует само по себе, проявляясь в поведении или переживаниях, которые принято называть иррациональными. Представьте себе, что некто спрашивает вас, когда вы вернетесь сегодня домой. Вы спокойно отвечаете, что будете к семи вечера. Вы не задумываетесь, вы абсолютно уверены. Но если настырный некто начнет приставать: «А вы уверены? Вы точно знаете, что доедете вовремя? Или вообще доедете?» — вы задумаетесь и ощутите, как начинаете тревожиться. Мысленно выстраивая знакомую дорогу домой, вы видите множество возможных препятствий и задержек. Вы уже не так уверены. Вы сомневаетесь. Вы пытаетесь мыслить рационально (метро работает, погода хорошая, все дела переделаны), но понимаете, что чем больше вы включаете мышление, тем больше разрушается ваша искренняя, имплицитная, подсознательная [4] вера в то, что вы благополучно вернетесь домой. Если вы тревожный человек, то через некоторое время, проведенное в таких сомнениях, вы будете способны только метаться и паниковать. Вернуть себе былую уверенность можно, только отказавшись от рационального осмысления вероятностей (понятно, что для такого подсчета не хватает информации и расчетных мощностей). Придется усилием воли прекратить думать о возможных будущих катастрофах и вернуться к мыслям о том, сколько раз вы благополучно возвращались домой. Черпая уверенность в прошлом, обращаясь к накопленной вероятности, вы постепенно снова станете воспринимать будущее возвращение домой столь же вероятным, как и прошлые.

Изменить верование можно, напрямую обратившись к изменению накопленной вероятности. Накопленная вероятность в данном случае — посчитанный личный опыт. Рассудок, мышление оперирует причинно-следственными связями, логическими закономерностями. Статистика фиксирует не столько события, связанные по смыслу, сколько — рядоположенные, связанные не причинами и следствиями, а просто одновременностью и последовательностью возникновения. Вероятностная модель будущего строится на основании накопления и сортировки информации о повторяющихся, а не логически связанных событиях. С точки зрения предвидения будущего возможность повторения важнее, чем логика, причины и следствия. Соответственно большинство вероятностных моделей строится без привлечения сознания, потому что оно слишком узкое, не подходит для такого массива данных.

Более того, важные верования должны определенным образом фиксироваться в теле — «я могу подняться по лестнице, я могу прыгнуть, мне по силам этот груз, я смогу убежать», — все эти положения записаны помимо сознания куда-то прямо в тело. Изменить их можно только опытом, т.е. новыми накопленными вероятностями. Убедиться в этом может каждый, кто прожил достаточно лет, чтобы с горечью осознать, что движение, которое в молодости делалось «само собой» (перепрыгнуть через лужу, например), с годами становится невозможным, непосильным, а потом и невообразимым.

Даже осознанное верование (убеждение, признанное самим человеком мировоззрение, признанное обозначение трансцендентного) не переживается человеком как рациональное знание и занимает совершенно особое место в мировоззрении. Хотя само понятие «рациональное знание» при обращении к веросложению как к самостоятельному феномену очень сужается. Ведь несомненные доказанные достижения науки воспринимаются большинством из нас на веру, потому что мы не способны проверить истинность объяснений и обоснований. В этом проявляется объединяющая социум функция веросложения. Без способности верить друг другу цивилизации не построишь.

Основная функция веросложения — присваивать вероятность событиям будущего на основе постоянного накопления информации о частоте встречаемости значимых событий прошлого и настоящего. Этот процесс происходит имплицитно, скрыто. Одновременно обрабатываются огромные массивы данных. В результате в сознании человека неопределенная внешняя будущая реальность превращается в цепь событий и явлений, обладающих известной (приписанной) вероятностью. Это позволяет планировать и менять невыносимое ощущение неопределенности на частичную определенность. Благодаря работе веросложения субъективно мы живем в относительно стабильном мире, в котором большинство событий ближайшего будущего имеют приписанную вероятность, близкую к единице.

Если я изо дня в день выхожу из дома на работу или учебу и каждый вечер возвращаюсь домой, я начинаю относиться к возвращению как к событию определенному, планирую дела на вечер так, будто я уже вернулась. Фактически ближайшее будущее приобретает вероятность свершившегося прошлого, повторенного множество раз.

Операнды веросложения. Веросложение оперирует суждениями, напоминающими «социальные аксиомы», т. е. представляющими собой утверждения о вероятностных отношениях между фактами и явлениями объективного (внешнего) и/или субъективного (внутреннего) мира. Собственно, социальные аксиомы это и есть феномены веросложения, но только не совсем своего, а больше заемного. Мы вообще все время делимся верой друг с другом. Мир слишком сложен и опасен, чтобы при планировании будущего пользоваться только личным опытом. «Вера по доверию» составляет большую часть нашего личного хранилища вероятностей, особенно в детском возрасте.

Веросложение у детей. Дети примерно до семи лет вынуждены быть доверчивыми, ведь личные хранилища опыта у них еще очень бедны, и они ежедневно встречаются с новыми явлениями. Дети в силу особенностей когнитивного аппарата не способны различать частые и редкие события, и, соответственно, вынуждены во многом полагаться на других («папа сказал, что мужчины не плачут...», «девчонки — вредины...», «от лягушек бывают бородавки...» — значит, так и есть) и допускать частые нарушения вероятностных законов (верить в чудеса). Ребенок доверчив не потому что глуп, а потому что для него все вероятно, еще нет невозможного. Изучение детских убежденностей могло бы очень много дать для понимания механизма формирования убеждений и верований на основании статистически недостоверной информации. Сам процесс веросложения (как и процессы внимания, памяти, мышления) у детей отличается своеобразием. У детей, скорее всего, приписываемая вероятность зависит не только и не столько от частоты повторений (данных недостаточно, так как повторений было объективно немного — время наблюдения у ребенка слишком коротко), сколько от силы переживания значимости события: «если я боюсь Того-Кто-Под-Кроватью, значит, он существует и обязательно нападет», «если мечты о волшебной фее делают меня счастливым, значит, она где-то есть, и мы обязательно встретимся». Возможно, воспроизводимость эмоции для ребенка равна воспроизводимости события. Доверчивость взрослых в состоянии сильных эмоциональных переживаний вполне можно объяснить регрессом до этого детского механизма веросложения. Доверчивость и вера в чудо спасительны для детского мировоззрения, позволяют вчерне объяснять почти все непонятное, что встречается на пути, и планировать исполнение практически любых желаний, избегая тем самым напрасной растраты сил на познание непознаваемого и на лишние тяжкие переживания фрустрации.

Еще одним доводом в пользу того, что веросложение — познавательный психический процесс, является динамика его развития у каждого человека. Веросложение, как и остальные психические процессы, имеет стадии развития и возрастные кризисы. Некоторые из них многократно описаны в художественной литературе, другие не столь очевидны. Например, специалисты, работающие с детьми, знают, что есть очень яркий возрастной кризис веры в прямом смысле этого слова. Это, кризис препубертата (возраст богоборчества) в 9–11 лет, когда ребенок отказывается от детской заемной веры (в бога, во всемогущих родителей, в сказочных персонажей и т.п.) и пытается создать свою. Отказывается, потому что начал сам тестировать верования, которые взял у взрослых. Тестирование проводится в рамках детских возможностей — с несовершенной логикой и бедными данными, результаты, как правило, получаются очень однозначно негативные [5]. Утратив детскую заемную веру, дети стараются постичь законы этого мира и овладеть ими — на своем уровне. Поэтому препубертат — время суеверий, навязчивых ритуалов и активных игр с судьбой (кто из нас не считал фонари, трещины в асфальте и встречные машины, связывая итог с удачей в предстоящем деле?). Более подробно мы проиллюстрируем наше понимание динамики веросложения чуть ниже — на примере формирования веры человека в свою смертность.

Веросложение и мировоззрение. По мере того как человек растет, накапливается опыт, формируются суждения о мире вокруг и о себе. На основе своего и чужого опыта событиям и явлениям приписывается определенная вероятность («точно», «наверное», «возможно», «не бывает» и т. п.). Суждения о вероятностях, полученные от других, копятся вместе с суждениями, сформированными на основе собственного опыта, они сливаются и смешиваются, объединяются в доказательные и описательные непротиворечивые (на этот момент развития человека!) схемы. Детские и взрослые схемы соседствуют и взаимодействуют.

Вероятности самых важных для человека (опорных, основополагающих) явлений и вещей приобретают значение «единица» («это так и не иначе») и становятся опорными точками в картине мира, определяющей рисунок жизненного пути человека — «мир опасен», «здесь нет места для бедных», «я сильный», «любовь важнее всего» и т. д. — на разных уровнях обобщения, в разных областях личного и социального опыта. Таких утверждений очень много — огромное постоянно меняющееся множество конструктов, образующее сложную многоуровневую структуру, которая в норме меняется в соответствии с меняющейся реальностью. Джеймс Бьюдженталь называл это «система конструктов Я-и-Мир».

Надо сказать, что у взрослого человека информация о частоте встречаемости событий внешнего и внутреннего мира — поистине big data. Видимо, наше внутреннее хранилище безгранично. Поэтому у пожившего на свете человека могут одновременно существовать разные верования относительно одного объекта. Мы можем верить в науку, при этом ходить к гадалке и не испытывать никаких неудобств по этому поводу. Более того, чем старше мы становимся, тем легче уживаются у нас внутри разные верования. Опыт все настойчивее твердит нам о сложности мира, верований становится больше, они дробятся, привязываются к конкретным ситуациям и условиям. Вероятностная картина актуального мира становится подробнее и детальнее, приобретает контекстность и глубину, что очень важно, так как на ее основе строится вероятностная картина будущего, а с ней уже связываются дальнейшие действия человека и вся его жизнь. Соответственно, несмотря на многообразие внутренней вероятностной картины мира, любое уже сформированное представление переживается как ценность, как опора, как что-то, что требует хранения и охраны.

Суждения о вероятности будущего события (назовем их актами веросложения, так как в них содержится одновременно действие и результат) бывают неосознанными и осознанными. Неосознанные акты веросложения помогают нам не задумываться о вероятности обычных рутинных процессов (завтрак, поездка в метро) и образов привычного, близкого будущего («я приду и досмотрю фильм»). Они же формируют наши базовые представления об окружающем мире и нашем существовании в нем — о надежности, смертности, бессмертии и т.п. До столкновения с неизвестными фактами, разумеется. Тогда неосознанная вера подвергается сомнению. Будет она осознана или нет, будет ли меняться, зависит от требования ситуации и возможностей человека, причем возможности и желание стоят на первом месте.

Изменение в сформированных актах веросложения. История, литература, да и собственный жизненный опыт свидетельствуют, что люди порой готовы умереть за свои убеждения, за уже сформированные акты веросложения (вот здесь уместно сказать «за свою веру»), но не изменить их (или им). Даже если речь идет о вере в правила дорожного движения или в полезность определенного типа йогурта. Это, возможно, косвенно свидетельствует о том, какое непредставимо огромное место занимает веросложение (процессы, акты, верования и т.п.) в структуре личности и внутреннем мире человека. Простой намек на необходимость изменить представление о том, как устроен мир, даже если речь идет о вполне локальном событии, вызывает эмоциональный отклик гнева и ярости. Люди реагируют так, как будто предложение изменить сформированное представление о событии, о его вероятности угрожает жизни или самой сущности человека, сулит разрушение его «Я» или ему самому. Ощущение опасности настолько велико, что непосредственной реакцией на такое нападение (реальное или воображаемое) становится желание немедленно сделать так, чтобы угрозы моей сформированной картине не было. Очень разные люди рассказывают о желании сейчас же уничтожить источник угрозы собственной уверенности. Даже если мы говорим о типе диеты, марке одежды, музыканте или способах уборки дома.

Изменить можно только осознанные акты веросложения. Неосознанные можно заменить, но не изменить. Причем, это именно замена, а не изъятие — новые верования занимают «ячейки» старых — их место в более крупной системе, а старые куда-то складываются про запас. При дискредитации новых старые извлекаются из архива и возвращаются в рабочее состояние. Дискредитация верований неминуемо отбрасывает нас к более примитивному уровню.

Осознанные акты веры и вообще осознание верований требуются нам в конфликтных ситуациях с высокой неопределенностью, в которых потребности человека очень напряжены, — когда мы чего-нибудь очень хотим или чего-нибудь боимся, а результат принципиально непредсказуем. В таких ситуациях нас одолевают сомнения и страх: возьмут ли меня на новую работу? буду ли я успешен в новой роли? ответит ли девушка согласием? доеду ли я спокойно домой или по дороге опять что-нибудь случится? Для того чтобы решиться на такое действие с неизвестным, но очень важным результатом, нужно разобраться с собственными актами веры, актуальными в данной ситуации, и сознательно усилить вероятность нужного: я пойду на собеседование, и все будет хорошо; я соглашусь на должность заведующего и справлюсь; она меня любит; я спущусь в метро и, как всегда, доеду до дома. Это совсем не так просто и ничуть не похоже на самообман или популярные «ассертивные формулы». Это совершенно особая работа переживания вероятности, вполне знакомая каждому из нас, но почти никогда не выполняемая осознанно и целенаправленно. Фактически, для того чтобы ее делать, необходимо определенным образом пережить экзистенциальный кризис столкновения с базовой экзистенциальной данностью «конечность» в аспекте неопределенности. Принять неопределенность мира и себя в нем, а затем пережить еще экзистенциальный кризис столкновения с базовой экзистенциальной данностью «возможность выбора». Сделать авторский выбор в пользу определенного верования и отвечать за последствия [6].

Побочные функции процесса веросложения. Помимо создания реалистичной, адекватной вероятностной системы конструктов Я-и-Мир и построения образа ближнего будущего, веросложение выполняет еще ряд побочных функций. Их, скорее всего, очень много, но мы выделили пока три самых важных с точки зрения практики:

  • доведение образа будущего до ощущения «почти сбывшегося будущего» — такого, которое по переживанию никак не отличается от «уже сбывшегося». Это позволяет не тратить энергию на страхи, сомнения и пересмотр принятых решений. Такой подробный и почти несомненный образ позволяет, опираясь на опыт, в автоматическом режиме выстраивать алгоритмы и последовательности действий, почти не затрачиваясь на планирование. Тут же, понятное дело, кроются и ловушки недостаточного планирования и отсутствия «плана Б»;
  • формирование «внутренних гарантий», которые позволяют не останавливаться в осуществлении задуманного: «я уверен, значит, так оно и будет». Это та самая пресловутая вера в себя. По-видимому, такие «гарантии» позволяют тратить на воплощение замысла дополнительную, сэкономленную энергию. Правда, они же при неудаче создают чудовищное давление фрустрации. Видимо, это необходимо, чтобы человек хорошо запоминал неудачи и впоследствии не опирался на то, что успеха не приносит;
  • создание первичного смысла и мотивации для бессмысленных и непонятных ситуаций. Например, большинство детей не видят никакого смысла в постижении школьной программы, но верят сначала учителям, потом родителям (или наоборот), а затем сверстникам, которые подтверждают, что некоторый смысл в том, чтобы окончить школу, все-таки есть.

Результат работы процесса веросложения — построение прочного позитивного образа будущего, который обеспечивает нам снижение тревоги, связанной с действием, и делает возможной мотивацию сложного поведения в целом. Без этого «уверенного образа будущего» мы были бы неспособны действовать вообще, даже хотеть не смогли бы. Желание требует довольно больших затрат энергии, одной потребности не хватает для создания достаточно постоянного движения к исполнению желания. Веросложение приписывает событию «исполнение желания» высокую положительную вероятность и тем самым создает положительный полюс в течении процесса мотивации. Без этого сил на длительную мотивацию просто не хватило бы — все наше существо было бы занято сомнениями и лихорадочными подсчетами вероятностей, как у той сороконожки, которая разучилась двигаться, потому что не могла решить, с какой ноги начать.

Неспособность действовать — не единственная поломка веросложения. Тревожные расстройства, панические расстройства, разочарования, проблемная самооценка, зависть и ревность, приступы отчаяния, отсутствие надежды или надежда без действия — все это результат тех или иных поломок механизмов веросложения.

Структурные компоненты процесса веросложения

Описание механизмов веросложения, безусловно, требует исследований. Вполне научных, экспериментальных, обширных. Но уже сейчас можно сделать некоторые предположения. Скорее всего, веросложение в основном осуществляется несколькими центрами оценки и предполагает наличие Накопителя. Для того чтобы эффективно познавать вероятности мира и собственного организма, включая индивидуальные особенности, характер и привычки, требуются:

1) Оценка степени новизны явления (Фильтр новизны). Новое событие имеет особую значимость для выживания организма, поэтому привлекает повышенное внимание и активно анализируется у всех живых существ с мало-мальски сложной психикой. Но веросложение работает на перспективу, с этой точки зрения важно сохранить знание о новом событии, чтобы потом решить, редкое оно или уже знакомое, просто с новыми элементами. Знакомое событие помещается в соответствующую ячейку, увеличивая счет. Новое может открыть новую ячейку, а может быть отправлено в ячейку под условным названием «Непонятные редкости с низкими вероятностями» [7] и ждать момента, когда встретится еще такое же и можно будет присваивать новую вероятность или заводить новую ячейку. Этот механизм, очевидно, работает с рождения человека, а нейро- или психофизиологи даже, предполагают, в каких частях мозга или тела он располагается;

2) Оценка значимости явления для жизни человека или близких в широком смысле (Фильтр значимости). Оценка опасности-безопасности, полезности-бесполезности и совершенно загадочного параметра «интересно». Над формированием этого механизма активно работает не только сам человек, но также все его близкие и окружение вплоть до социальных институтов (школа, пресса, идеологические институты и т. п.). Для близких необычайно важно, чтобы ребенок как можно скорее усвоил ИХ понятия об опасности и полезности. Собственный опыт формируется в основном за счет работы интереса. События, оцененные как незначимые, в рассмотрение не принимаются и в общую структуру не включаются. У очень любопытных, склонных к анализу и отвлеченному мышлению людей незначимые события отправляются в уже упомянутую ячейку «Непонятные редкости с низкими вероятностями», откуда их потом, при повторении, можно достать и переместить в ячейку с полезными статистическими закономерностями.

В рамках этого механизма существует, по-видимому, механизм оценки успеха и неудач, который является основой самооценки (Весы побед и поражений). Он чаще всего усваивается извне посредством интроецирования и интернализации, но сам процесс усвоения довольно загадочный и индивидуальный, включающий не только нейрофизиологические параметры, но и гормональные особенности;

3) Механизм оценки степени похожести явлений (Классификатор). Цель — опознание явлений как одинаковых, типичных или разных, несхожих. Если этот механизм не работает, то у человека опыт не обобщается. Не считаются вероятности, не осуществляется переносов закономерностей из одной области жизни в другую. Тогда человек, например, спокойно ездит по красной ветке метро и панически боится ездить по синей. Или спокойно летает на маленьких самолетах и боится летать на больших.

Эти три механизма общие для всех психических процессов — для мышления, памяти, внимания, ощущения, восприятия и эмоций. При нарушении их работы нарушаются все процессы. А с ними и процесс веросложения. Беда для психологов-практиков в том, что чинить эти поломки часто приходится на уровне каждого процесса отдельно. Хотя опыт восстановления, полученный на «починке» внимания, например, можно использовать для восстановления других процессов. Но веросложение не только познавательный процесс, в его построении активно участвуют и личностные, и индивидные характеристики человека, и особенности его истории. Восстановление процессов мышления, памяти, восприятия, эмоций не всегда, к сожалению, сопровождается восстановлением процесса веросложения и наоборот.

4) Оценка повторяемости и частоты встречаемости. Это собственно Счетчик, который просто считает повторения похожих событий и, возможно, особо отмечает противоречия в данных;

5) Накопление и сортировка данных. Накопитель — центральный механизм веры. Естественно, здесь мы видим сочетанную работу памяти, мышления и веросложения. Правда, без памяти и внимания ни один психический процесс результатов не дает, а мышление задействовано в основном своей подсознательной или надсознательной частью (согласно концепции П. Симонова) Самой уместной представляется аналогия с ячейками, в которые непрерывно складывается отсортированная информация о повторяющихся событиях мира и жизнедеятельности человека. Информация сортируется по новизне, частоте, повторяемости и похожести [8];

6) Механизм приписывания (присвоения) вероятностей усвоенным и накопленным событиям. Назовем его Этикеточная машина. Отсортированным повторяющимся событиям присваивается степень вероятности их повторения в будущем: «всегда», «часто», «иногда», «редко», «никогда» и т. п. Далее они отправляются в систему конструктов Я-и-Мир в виде убеждений, уверенностей, верований и в подавляющем большинстве перестают осознаваться. Особое осознанное внимание привлекают редкие события, противоречащие линиям событий с субъективными вероятностями «всегда» и «часто» (постоянные повторения естественно объединить в график). Такие события, скорее всего, начинают новую ячейку накопления, чтобы потом сравнить противоречащие линии и изменить верование. Например: «Мне вдруг повезло в лотерее. Один раз — незначимое событие, два раза — это интересно, три — новая жизнь? Или меня заманивают? Или здесь везет, а там — как обычно?».

Работа процесса веросложения на примере формирования конструкта «человек (я) смертен»

Попробуем (очень упрощенно) рассмотреть работу механизмов веростроения на примере осознания смертности. Сам факт принятия смертности описан в мировой художественной литературе многократно. В научной психологической литературе тоже есть множество описаний этого процесса с разных точек зрения. У Ирвина Ялома в «Экзистенциальной психотерапии» этот процесс описан как стадиальный, связанный с формированием и принятием соответствующих идей. За счет чего происходит движение этого процесса — самый загадочный момент. Рассмотрим этот вопрос с точки зрения оценки и накопления вероятностей.

Досознательный этап. Ребенок засыпает и просыпается, каждый раз обнаруживая себя живым. Этот факт оценивается как безусловно значимое событие, соответственно, данные об этом отправляются в Накопитель. В ячейку «возобновление жизни». К моменту, когда ребенок способен об этом говорить, он явно считает себя бессмертным, на что имеет вполне значимые статистические основания. Он заснул (есть данные, что дети воспринимают сон как подобие смерти) и проснулся несколько тысяч раз. Здесь верование звучит как «я живу всегда».

Этап первого крупного личностного кризиса (возраст 24 года). К этому моменту ребенок, отделив себя от других, начинает воспринимать как значимые события, связанные не только с собственной персоной, но и с окружающими близкими людьми и ближним миром. Он видит, как ломаются вещи, теряется любимая игрушка, уезжают надолго близкие люди. Это новые факты, они кардинально отличаются от постоянного возобновляющегося ритма дня и ночи и явно значимы. Поэтому они оцениваются как значимые и как новые, и в накопителе образуется новая ячейка, в которой собираются факты для понимания вероятности «смерти» людей и объектов окружающего мира. Известно, что первые вопросы о смерти дети, как правило, адресуют близким: «А ты умрешь?», — и смерть воспринимают как уход надолго куда-нибудь. При этом в собственном бессмертии у них по-прежнему нет оснований сомневаться (в Накопителе данные только о жизни). На этом этапе верование о смертности могло бы звучать так: «Близкие и вещи могут исчезать, ломаться и умирать. Я никогда не умираю».

Этапы кризисов социализации (5–7 лет). Ребенок все больше ощущает себя членом общества и человеком, а также живым существом, принадлежащим биосфере, соответственно, смерть других людей, смерть животных и растений он воспринимает как имеющую отношение к нему лично. Он уже имеет опыт ранений, знает, что кровь у всех одного цвета. Он уже болел, видел мертвых животных, слышал тысячи раз слова про смерть. В ячейке «смерть» уже много фактов. И они постоянно помечаются как новые, требующие рассмотрения и осознанного внимания. Новым фактам приписывается больший вес в силу их новизны и значимости. Старые факты о жизни слишком постоянны, их веса не хватает, чтобы они были все время в сфере осознавания [9]. Постепенно ребенок начинает верить в смертность близких — до приступов тревоги и ночных кошмаров. Это возраст иррациональных страхов. На данном этапе жизни ребенок верит взрослым, твердящим ему о возможностях повреждения, имеет собственный подобный опыт и старается, соответственно своему опыту и воображению, вести себя безопасно. В норме верование этого возраста может выглядеть так: «Умирают животные и старенькие бабушки и дедушки. Умирают люди где-то далеко. Со мной и моими близкими ничего не случится». В этом возрасте ребенок уже осознает это верование, часто сам его формулирует и успокаивается, когда его верование подтверждают (разделяют во всем глубоком значении этого слова) взрослые.

Этап накопления информации (79 лет). Это сложный этап, когда собственная вера ребенка часто вступает в противоречие с верованиями окружающих. Мышление ребенка еще очень конкретно, категории будущего не сформированы, в статистику он пока не верит, но уже постепенно постигает ее, учась пользоваться статистическими понятиями (часто, редко, всегда, наверное и т. п.). Данный этап настолько перегружен противоречивой информацией, что требует стихийной веры в Защитников, Спасителей и Чудо, в родителей, старших братьев, полицейских, придуманного друга, ангелов, бога, которые вносят определенность в совершенно непонятно организованный мир. Ребенок спасается от страха с помощью чудесных помощников, постепенно теряя веру в собственную неуязвимость. Он уже вполне способен сопоставлять свою веру и реальность. Ячейка в Накопителе «смерть и увечья» слишком быстро наполняется. Детей в этом возрасте не стоит спрашивать об их отношении к смерти. Слишком болезненной может быть реакция. В лучшем случае верование может звучать так: «Я уязвим, но меня защитят, мне помогут». Почти у всех можно найти имплицитные теории смерти как сна с обязательным воскрешением. Тогда верование будет таким: «Я умру, но понарошку, и тут же воскресну».

Этап кризиса заемной веры (богоборческий) (9–11 лет). Наступает кризис препубертата — один из моментов наибольшей уязвимости в развитии человека. Ослабевают защиты, психика готовится к резкому скачку роста и теряет стабильность, чтобы переварить грядущие изменения. В этот момент накапливаются не столько данные о смертности, сколько об отсутствии защиты. Опираясь на данные Накопителя из ячеек «сила», «слабость», «власть», «справедливость», ребенок понимает, что он маленький, слабый, мало знает, занимает низкую ступень в иерархии общества. Он накопил эти данные в школе, в спорах с родителями, в столкновениях со сверстниками, в освоении субкультур школы, двора, лагеря, интернет-сообщества. Он поставлен перед необходимостью самостоятельно решать свои проблемы. И понимает, что беззащитен так же, как и другие, смертные безо всяких условий, люди. И дети.

Выживание становится самой значимой задачей. В Накопителе появляются ячейки «Полезно для выживания» и «Опасности». Начинает формироваться механизм оценки успешности. В Накопитель записываются данные об успешности и неуспешности самостоятельных действий. Прежние данные об успехах и достижениях не считаются, потому что свершения были не самостоятельны, под защитой. Верование в этот момент могло бы звучать так: «Меня не интересуют смерть и жизнь, меня интересуют успех, преодоление и понимание, как все это устроено». В этот момент данные о собственном бессмертии продолжают играть стабилизирующую роль и верование могло бы звучать так: «Умирают глупые и слабые, я стану умным и сильным». Для этого возраста характерны суеверия и всевозможные игры с судьбой и случайностью.

Подростковый возраст. Пубертат в значительной степени отбивает охоту размышлять, все существо человека направлено на социализацию и сепарацию. Верования в этот период имеют ярко негативистский характер. Отрицается вера окружающих, собственная прежняя вера. При этом в огромном количестве и совершенно некритично усваиваются верования тех групп, куда стремится войти подросток. А потом и она тоже отрицается.

Данные в Накопителе о бессмертности начинают скудеть: проснуться уже не значит воскреснуть. При этом тело меняется, изменения окончательные, возврата к прошлому нет. Ячейка «смерть и увечья» пополняется и собственным опытом, и опытом ближайших «таких же, как я». Подросток вполне может представить себя на месте погибшего зацепера, юного наркомана, жертвы несчастного случая или военных действий. Он понимает, что может попасть под машину или умереть от болезни, как одноклассник или сосед.

Гормоны обеспечивают подростку почти постоянное измененное состояние сознания, поэтому мгновения осознания смертности приходят и уходят. До полного осознания могут пройти годы, но у большинства людей начало этого процесса происходит в подростковом возрасте и застывает на уровне «Да, я тоже могу умереть, мои бабушки-дедушки умрут, но я молодой и не умру, а вообще — жизнь не так чтобы хороша, так что, может, смерть не так уж страшна». Это еще не полное осознание смертности. Более того, можно сказать, что у молодого человека на какое-то время представления о смертности, вечной жизни и неуязвимости выворачиваются наизнанку. Только своя смертность имеет значение. Жизнь других людей представляется неважной, а их смерть незначимой. Видимо, это условие борьбы молодого человека за новое положение в иерархии социума.

Лет до 4050 (после окончания пубертата периоды возрастных кризисов становятся очень индивидуальны, так что здесь и далее сроки примерные) осознание смертности остается неполным, если у человека нет детей. Дети делают смертность яркой, зримой и настоящей. Прежде всего фактом своего рождения. Это новый, редкий и максимально значимый факт, поэтому он имеет максимальный вес при оценке и приносит огромное количество новых фактов в Накопитель родителя. В первые месяцы жизни ребенка родители острейшим образом ощущают его и собственную смертность. Потом, при благоприятном течении жизни, острота этого ощущения спадает. С детьми родитель заново проходит все стадии осознания смертности.

К 40–50 годам даже в мирное время вокруг нас умирает уже много сверстников и даже тех, кто моложе. В Накопителе достаточно фактов о том, что смерть все чаще посещает тех, «кто как я». Постепенно человек начинает верить в то, что тоже умрет. А некоторым уже то, что они каждый день просыпаются и обнаруживают, что все еще живы, представляется чудом.

Естественно, все упомянутые цифры и формулы строго индивидуальны, не имеют отношения ко всем людям и не обладают истинностью и доказательностью. Это просто описание некоего усредненного и благополучного бытия.

Возможные нарушения работы процесса веросложения

Понятно, что вся концепция веросложения и представления о механизмах этого процесса — пока просто умозрительная конструкция, но опыт психологического консультирования свидетельствует, что процесс веросложения есть и довольно часто нарушается. Процесс веросложения перестает выполнять свои функции, если нарушаются вышеперечисленные шесть операций — оценка новизны, оценка значимости, оценка похожести, оценка повторяемости, счет, накопление, приписывание вероятности. Они могут портиться по отдельности, могут быть нарушены одновременно несколько механизмов. Восстанавливать их в процессе консультирования существенно легче, если клиент с консультантом понимают, что именно собираются починить.

Например, очень распространенная и действенная техника исцеления самооценки с помощью визуализации своих успехов («доска достижений», «звездочки за добрые дела») основана на «починке» собственно Накопителя. Она действенна для тех, у кого данные о собственных успехах почему-то не накапливаются. И не работает для тех, у кого сломан механизм отнесения действий к успешным и неуспешным (Фильтр значимости и Весы побед и поражений). В этом случае психологу с клиентом вместе необходимо в «ручном режиме» воссоздать механизм определения успешности действий клиента, который почему-то не автоматизировался в детстве или сломался в результате травмы.

Плохая работа механизмов оценки повторяемости и частоты событий и явлений (Счетчика и Классификатора) порождает странную доверчивость: человек может вообще не обращать внимания на частоту явлений и не накапливать опыт, багаж знаний о вероятности событий. Он будет действовать наугад или верить тому событию, которое актуально в данный момент. При такой поломке сложно удержать в поле зрения важнейшую для успешной жизни идею последствий собственных действий, идею авторства. Приходится заново вводить в сознание идею о том, что события похожи и повторяются, а на накопленный опыт можно положиться.

Неработающий механизм оценки полезности и опасности-безопасности (Фильтр значимости) отзывается беспорядочной деятельностью, отсутствием приоритетов, риском без выгоды. Часто его поломка заключается в неспособности человека воспринимать чужой опыт, а одного только своего опыта для жизни, как правило, недостаточно.

Поломка первого механизма оценки — Фильтра новизны — вызывает масштабные нарушения в поведении и сопровождается нарушением мышления особого рода — человек все воспринимает с равной степенью любопытства. При этом интерес нестойкий, недеятельный. Он гаснет, когда в явлении человек чувствует даже тень знакомого. Такой человек живет в «мире неизвлеченных смыслов», не участвуя, только наблюдая. Его деятельность тоже часто не упорядочена, страдает отсутствием целенаправленности. Интеллект при этом может быть не просто нормальным, но и достигать высокого уровня.

Порядок работы

На самом деле, накоплено очень много техник, подходов, приемов, которые помогают чинить поломки процесса веросложения. Самое главное, на наш взгляд, опознать поломку, исследовать ее и подобрать способы восстановления. Но это слишком обширная тема, в рамках короткой статьи ее точно не раскрыть.

Но все же одним наблюдением мы поделимся. Если психологу-консультанту вдруг хочется клиента: переубедить, разубедить, просветить, наставить на путь истинный, встряхнуть как следует, заткнуть немедленно, послать подальше, изничтожить совсем и т.п., — это верный признак, что столкнулись две веры, значит, надо откладывать рациональность и логику в сторону и исследовать убеждения, верования и механизмы веросложения. Причем с обеих сторон — и психолога и клиента. Это тяжело и сложно. Личная терапия и супервизия нам в помощь!

Отлаженная работа веросложения

Возникает законный вопрос: а зачем же нам такие сложности? Зачем нам так напрягаться с исследованием чужого процесса веросложения, ставить собственные механизмы веросложения под удар? А это будет обязательно —процесс обмена верованиями между клиентом и психологом в процессе консультирования неизбежен. Ответ неочевиден и неполон, но все же он есть.

Наша вера, сформированная десятилетиями работы процесса веросложения как в жизни, так и в профессии, свидетельствует, что хорошо отлаженный процесс веросложения обеспечивает нам:

  • существенно более адекватный образ мира и себя;
  • более гибкую и реалистичную Систему Конструктов Я-и-Мир;
  • возможность справляться с тревогой при довольно адекватном восприятии мира и себя;
  • способность различать возможное, вероятное, обычное, чудесное и непостижимое;
  • возможность развивать по-настоящему критическое мышление;
  • тренировку смирения, при знакомстве с собственной неосознанной верой;
  • осознанный выбор того, во что верить;
  • авторскую жизнь с уважением ко всем своим когнитивным процессам;
  • самооценку способную выдерживать взлеты и падения, не ломаясь, без потери связи с реальностью;
  • основание для бесконечного восхищения случайностью и осмысленностью жизни;
  • и еще много чего.

Вполне адекватная награда. Мы в это верим.

Заключение

Все вышеизложенное, я уверена, вызывает массу законных вопросов и возражений. Самый главный: зачем нам воспринимать феномены веры как результат работы психического процесса веросложения?

Затем, что такой взгляд позволяет по-настоящему изучать феномены веры в общепсихологическом поле, ставить новые вопросы, открывать новые перспективы. Позволяет отнестись к области иррационального как к чему-то, что можно исследовать научными методами, разделить наконец мышление и веру и объединить их по-новому. Позволяет найти физиологические корреляты механизмов веры (говорят, что нейрофизиологические уже найдены за передними долями мозга). И, самое главное, мне кажется, позволяет вернуть веру всем людям, независимо от их образования, воспитания, конфессии и мировоззрения.

 

Упомянутые в статье авторы:

  1. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. М.: Наука, 1977. 381 с.
  2. Бердик Аллан. Куда летит время. Увлекательное исследование о природе времени. М. 2018.
  3. Братусь Б.С., Инина Н.В. Вера как общепсихологический феномен сознания человека // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. 2011. № 1. С. 25–
  4. Бьюдженталь Дж. Искусство психотерапевта. СПб.: Питер, 2001. 304 с.
  5. Веккер Л.М. Психика и реальность. М.: Смысл, 1998. 685 с.
  6. Симонов П.В.  О двух разновидностях неосознаваемого: под- и сверхсознании // «Бессознательное». Т. IV, конференция в Тбилиси. 1985.
  7. Смирнов С.А. Соотношение веры и знания: история и современность // Вестник Томского государственного университета. Философия. 2008. № С. 58–61.
  8. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия.
  9. Leung K., Bond M. H. Social axioms: A model for social beliefs in multicultural perspective // Advances in Experimental Social Psychology. 2004. N 36.119–142, 158.

 

[1] Основа, точка опоры, отправная точка, короче — «на чем стоим».

[2] existedu.ru

[3] С концепциями психологических и физиологических «счетчиков времени» можно познакомиться, в частности, в книге Аллана Бердика [2].

[4] Скорее предсознательная или надсознательная — согласно концепции П. Симонова [6].

[5] Логику такого плана очень ярко демонстрируют герои романа Р. Бредбери «Вино из одуванчиков», новелла о миссис Бентли.

[6] Existed.ru — материалы по теории базовых экзистенциальных данностей и динамики экзистенциальных кризисов.

[7] случайностью такие феномены называются уже в мышлении, в разуме

[8] Название «веросложение» отражает прежде всего механизмы Накопителя и Счетчика.

[9] «Вес впечатления» определяют нейрофизиологи, ориентируясь на время, которое мозг уделяет анализу события.

 


22.10.2017 — 29.09.2024 гг. 

Мария Роальдовна Миронова, психолог-консультант, директор АНО ДПО «ЭГО»

Расписание программ и семинаров 2024-2025 учебного года
Смотреть
Контакты
Телефон организации: +7 (981) 7992528
E-mail: anodpoego@gmail.com
Адрес: СПб, Московский пр., д. 107, к. 5